Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Честно говоря, я позавидовал ему. Ну вот что сказал бы, к примеру, мой друг, писатель Эугениуш Чума, если б я вдруг начал томиться по взору «еврейки черноокой»? Я скажу Вам, что бы он сказал. Он бы сказал, что я спятил. Во-первых, в Варшаве полным-полно евреек на любой вкус. Одни еврейки похожи на Рахиль, другие на Лию – читайте Библию, там все уже давно написано. Во-вторых, я и сам еврей. Хотя теперь я выкрест (никто не называет меня «католиком», даже я сам). Ну вот как бы это все выглядело?
Я купил Вашу книгу о Мелюзине. Я, конечно, уже прочел ее. Но прежде книги я прочел иное: Ваше лицо на фотографии. Это лицо я читал и перечитывал десятки раз, прежде чем решиться написать Вам письмо. Вы – истинная Далекая Принцесса. Минуя всех евреек и сарацинок. Рюдель писал стихотворные признания своей графинюшке и отправлял их за море, в Триполи. К сожалению, я – юморист. Пишу короткие смешные рассказы про варшавских обывателей, которые читают их в вечерних выпусках газеты и потешаются сами над собой. Поэтому и письмо получилось какое-то нечеловеческое.
Я люблю Вас, Доротея.
Ваш Юлиан
2.
Дорогая Доротея!
Верите ли Вы в чудеса? Я часто думаю о Вас и о чуде. Разумеется, у меня нет ни тени сомнения в том, что в большие, настоящие чудеса нашего Господа Бога Вы безусловно верите. В чудо жизни, чудо любви. Но я спрашиваю и о других, о мелких чудесиках, о всяких там выходцах с того света и прочем бесовском мельтешении, которое иногда бывает так забавно. Случалось ли Вам ставить пальцы «рожками», сыпать соль через плечо и плеваться? Я пытался представить себе Ваши пальцы, когда Вы пугаете ими черта. Есть ли у Вас пятнышко от чернил на сгибе среднего пальца? У всех прилежных девочек есть такое. Вчера я нарочно болтался возле гимназии и разглядывал учениц старших классов, пока на меня не начал свирепо глазеть тамошний дворник.
Есть у меня один сосед, холостяк, из тех, что вечно заходят одолжить соли или денег на выпивку, когда не хватает. Зовут его Збых. Мы не слишком дружим. Он слесарь и не читает вечернюю газету. Зато любит футбол.
Вчера как раз приходил ко мне этот Збых с двумя бутылками русской водки. Огляделся по сторонам (а глаза у него водянистые, немного выпученные, с красненькими прожилками) и прошептал: «Мне с тобой непременно надо выпить водки». Это прозвучало так таинственно, что я не нашел в себе силы отказаться. Конечно, Вы можете сказать: что тут такого таинственного, если слесарь Збых желает выпить водки со своим соседом? В принципе, ничего. Однако вид у Збыха был тревожный и вместе с тем задумчивый, и это-то меня и удивило.
Мы нарезали кровяной колбасы, хлеба, развели водой прошлогоднее варенье (Збых считает, что пить водку без «компота» негигиенично, а я уважаю чужие убеждения) – и приступили.
Первые две стопки Збых употребил молча. Затем его глаза вдруг наполнились ужасом, он отодвинул от себя стопку и без всяких предисловий произнес: «Вчера я видел покойного короля Яна Собеского».
Случилось это так. После футбольного матча Збых остался с друзьями возле стадиона. Они посидели немного на задворках, в заплеванных лопухах, а потом друзья куда-то делись, и Збых остался один. И видит: едет по футбольному полю всадник в чешуйчатом доспехе, рожа как медный таз, свирепая, с длинными вислыми усами и двойным подбородком. Збых, конечно, перепугался, поскольку сразу признал в верховом Яна Собеского.
Ян говорит ему страшным голосом: «Ну, Збышек, пора! Садись-ка, брат, позади меня в седло».
Збых кое-как добрался до Яна, ткнулся ногой в стремя и сам не понял как очутился в седле. От короля пахло разогретым на солнце железом, красные складки на загривке Яна лоснились потом, да и вообще выглядел Ян живее живого. Это особенно смущало Збыха.
Они поехали и скоро оказались на лугу, на берегу Вислы. Там поджидало их уже большое войско. Как увидели шляхтичи Яна Собеского со Збыхом в седле, так начали шуметь и браниться. «Что это вы, – говорят, – опаздываете!». Ян только рукой махнул, возражать не стал. «Поехали!» – кричит.
Тут окончательно понял Збых – плохо дело. Забился на коне позади Яна, ноги кое-как из стремян высвободил и мешком повалился на землю. Войско промчалось и сгинуло в волнах Вислы. Збых пролежал несколько часов без движения. «Чудом только и спасся», – так закончил он повествование. Впоследствии, когда мы допили с ним водку, он водил меня на луг и показывал то место, где упал с лошади, так что и всему остальному его рассказу я вполне верю. Збых говорит, что такие видения – к большой и кровавой войне.
А Вы что обо всем этом думаете? Напишите мне, милая, бесконечно милая, далекая Доротея. Ведь я до сих пор еще не видел Вашего почерка.
Ваш Юлиан
3.
Дорогая Доротея!
Получаете ли Вы мои письма? Если бы у Джауфре Рюделя был, как у меня, контракт с вечерней газетой, он тоже вряд ли сумел бы вырваться из Блаи в Триполи. Вот и я не могу покинуть Варшаву и помчаться к Вам, в Вильнюс. А между тем Вильнюс – единственное место на земле, где я могу получить ответы на все мои вопросы.
В Вильнюсе живет моя младшая сестра, но это, конечно, никак не сокращает расстояние между Вами и мной.
Amor de terra lonhdana,
Por vos totz lo cors mi dolor…
– как написал Рюдель своей возлюбленной, своей Принцессе Грезе, а в переводе это значит:
Любовь земли далекой,
По Вас мое сердце болит…
Я искал утешения в одном научном трактате, который называется «Amor de lonh, или Феномен Дальней Любви в свете мифопоэтического пространства новоплатонического куртуазного мифа». Читать эту книгу, как явствует из названия, нормальный человек не в состоянии. Скажу Вам правду: я ее и не читал. Я выискивал в ней хотя бы один абзац, который можно было бы понять. В результате охватил разумом вот какой тезис:
«На раннем этапе развития поэзии трубадуров мотив «дальности дамы» «обеспечивал» невозможность реализации любовного стремления и тем самым углублял новую концепцию любви как идеального, облагораживающего начала. У Джауфре любовный миф принял форму очищенной субъективной реальности, сопоставимой с неоплатоническими идеями. Поэт, поглощенный созерцанием совершенства возлюбленной, очищает свою любовь от инстинкта обладания и тем самым возвышается сам».
«Инстинкт обладания»! Каково! Вам не напоминает это давнишние дебаты в литературных клубах, где накокаиненные девицы с траурными глазами и искаженными, как будто измазанными кровью, ртами что-то вещали об «инстинктах обладания», «абсолютной свободе» и «революции пола»? Впрочем, в те ужасные годы Вы были еще девочкой, носили строгий фартучек и из большой жестяной лейки поливали мальвы в саду Вашей матушки.
Любовь на расстоянии, по идее, должна иметь несомненные преимущества. Например, издалека я не расслышу, как Вы брякнете какую-нибудь несусветную глупость, и, таким образом, не смогу в Вас разочароваться. Но милая Доротея! Что бы Вы ни сказали, пусть даже что-то совсем незначительное, это удивительным образом бесконечно мне дорого. В любом случае, я предпочел бы находиться рядом с Вами.