— А что ты скажешь Аль-Обайди, когда он спросит, как используются его десять миллионов? — поинтересовался неофициальный председатель «Мастерства».

В течение следующего часа Тони посвящал отца в мельчайшие детали операции «Затишье в пустыне», прерываясь только для того, чтобы выслушать время от времени его вопрос или предложение.

— Можно ли доверять актёру? — спросил он, прежде чем сделать очередной глоток кофе.

— Ллойд Адамс все ещё должен нам чуть больше тридцати тысяч долларов, — ответил Тони. — В последнее время ему перепадает не так уж много сценариев, лишь кое-какая реклама…

— Хорошо, — проговорил Кавалли-старший. — А как там Рекс Баттеруорт?

— Сидит в Белом доме, ждёт от нас указаний.

Отец кивнул.

— А почему Колумбус в Огайо? — спросил он.

— Там именно такая хирургия, как требуется нам, да и декан медицинского факультета имеет идеальную квалификацию. Мы буквально утыкали «жучками» его кабинет с домом.

— А его дочь?

— Она у нас под круглосуточным наблюдением.

Председатель провёл языком по губам:

— Так когда ты нажимаешь кнопку?

— В следующий вторник, когда декан должен выступить с докладом в школе дочери.

Дворецкий вошёл в зал и стал убирать со стола.

— А что насчёт Долларового Билла? — спросил Кавалли-старший.

— Анжело как раз летит в Сан-Франциско, чтобы попытаться найти и убедить его. Если мы собираемся провернуть это дело, без Долларового Билла нам не обойтись. Ему нет равных. Другие ему и в подмётки не годятся, — добавил младший Кавалли.

— Пока он трезвый, — лишь заметил председатель.

Высокий, атлетически сложенный мужчина сошёл с самолёта и направился к выходу из терминала «ЮС Эр» в международном аэропорту Вашингтона. С собой он вёз лишь ручную кладь и поэтому был избавлен от ожидания у багажной карусели, где его могли узнать. Прилетевшему нужно было, чтобы на него обратил внимание лишь один человек — шофёр, который должен доставить его по назначению. Между тем его собственное внимание могло бы польстить многим женщинам, которых не оставляли равнодушными идеальные черты лица, светлая копна непокорных волос и подтянутая фигура этого мужчины в голубых джинсах, кремового цвета рубашке и темно-синем блейзере.

Задняя дверца неприметного чёрного «форда» отворилась, как только он прошёл автоматические двери и оказался под ярким утренним солнцем.

Не сказав ни слова, он забрался на заднее сиденье и продолжал молчать все двадцать пять минут, пока автомобиль вёз его в противоположную сторону от столицы. Сорокаминутный полет всегда давал ему возможность собраться с мыслями и подготовиться к своей новой роли. Двенадцать раз в году он проделывал одно и то же путешествие.

Все началось ещё в детстве в его родном городе Денвере, когда Скотт обнаружил, что его отец был не заслуживающим уважения адвокатом, а самым настоящим преступником в смокинге, который, если цена подходила, всегда мог найти способ, как обойти закон. Его мать многие годы ограждала своего единственного ребёнка от правды, но когда мужа арестовали, отдали под суд и в конце концов приговорили к семи годам, старая песенка о том, что «здесь, наверное, произошла какая-то ошибка», уже больше не годилась.

Его отец протянул в тюрьме три года и умер, как было указано в протоколе осмотра, от сердечного приступа, при этом синяки на его горле остались без объяснения.

Несколькими неделями спустя, действительно от сердечного приступа, умерла его мать. Он заканчивал третий курс юридического факультета в Джорджтауне. Когда гроб опустили в могилу и комья земли застучали по крышке, он ушёл с кладбища и никогда больше не вспоминал вслух о семье.

Среди выпускников у Скотта Брэдли были самые высокие результаты. Несколько ведущих университетов и процветающих юридических фирм были готовы предложить ему престижную работу. Но к всеобщему удивлению, Скотт предпочёл незаметное место преподавателя в Бейрутском университете. Он не стал объяснять никому, зачем ему надо избавиться от прошлого.

Ужасающее невежество студентов университета и скука общественной жизни заставили его начать посещать всевозможные курсы, от религиозных направлений ислама до истории Ближнего Востока. Когда через три года ему предложили место профессора на кафедре американского права, он понял, что пора возвращаться на родину.

Декан юридического факультета из Джорджтауна в своём письме предложил ему подать заявление на вакантное место профессора в Йельском университете. На следующий день он написал в Йель и, как только оттуда пришёл ответ, собрал вещи.

Всякий раз, когда на новом месте его кто-то спрашивал из любопытства: «Чем занимаются твои родители?» — ответ у него всегда был один: «Они оба умерли, а я в семье был единственным ребёнком».

Для определённой категории девушек это было как находка: они тут же заключали, что ему не хватает материнской ласки. Некоторые побывали в его постели, но ни одна из них не стала частью его жизни.

Однако от людей, которые двенадцать раз в году призывали его к себе, Скотт ничего не скрывал. Они не терпели даже малейшего обмана и отнеслись с большой подозрительностью к его реальным мотивам, когда узнали о криминальном прошлом отца. Он сказал им просто, что хотел бы возместить ущерб от бесчестья отца, и отказался обсуждать дальше эту тему.

Вначале Скотту не поверили. Через некоторое время его приняли на его собственных условиях, но к секретной информации допустили лишь спустя годы. Только когда он стал предлагать решения ближневосточных проблем, с которыми не справлялся компьютер, их сомнения в его мотивах начали постепенно уступать место доверию. После прихода к власти администрации Клинтона знания и опыт Скотта были востребованы в полной мере.

Дважды за последнее время Скотт был в госдепартаменте и консультировал Уоррена Кристофера. Потом ему было забавно наблюдать, как господин Кристофер предлагает в вечерних «Новостях» решение проблемы нарушения санкций Саддамом, которое он представил госсекретарю накануне днём.

Автомобиль свернул с автострады № 123 и остановился перед массивными стальными воротами. Появился охранник, который, несмотря на свои регулярные встречи с пассажиром в течение девяти лет, все же потребовал документы.

— Добро пожаловать, профессор, — сказал наконец человек в форме и вскинул руку в воинском приветствии.

Проследовав по внутренней дороге, автомобиль подъехал к безликому административному корпусу. Пассажир вышел из машины и прошёл в здание через вращающийся турникет, перед которым его документы подверглись ещё одной проверке с последовавшим за ней очередным приветствием. Затем он долго шёл по коридору с бежевыми стенами, пока не оказался возле ничем не обозначенной дубовой двери. Негромко постучав, он вошёл в неё, не дожидаясь ответа.