— Зина! Поди, до мэнэ.[10]— позвал Карп дочь. — Дай я вас хоть благословлю напоследок, как у людей положено! — и Дорошенко, коммунист с двадцатилетним стажем, полез в красный угол за иконой.

Перед самым отъездом Николай Гаврилович вручил бухгалтеру столовой Филиппенко, старому и достаточно опытному работнику, пачку финансовых документов.

— Внимательно посмотрите на досуге. — порекомендовал напоследок молодой ревизор. Филиппенко не стал откладывать это дело в долгий ящик и тут же приступил к изучению накладных и финансовых отчётов. Практически на каждом документе ревизор подчеркнул цифры, которые вызывали сомнение даже при беглой проверке документа.

— А ведь твой зять — голова! — восхищённо заявил Филиппенко Карпу на следующее утро после отъезда молодых. — Он ведь нам, какие подсказки оставил! Все наши «нестыковочки» подметил и карандашиком подчеркнул. Теперь если всё с умом исправить, нам с тобой, Карп Григорьевич, никакая ревизия не страшна!

— Вот и исправляй! — буркнул недовольным голосом Карп. — А мне некогда. Мне в Москву готовиться надо! Свадьба у меня на носу. Понял? — и, шлёпнув пониже спины подвернувшуюся под руку новую подавальщицу, с чувством собственного достоинства вышел из обеденного зала.

* * *

Август — сентябрь 20** г.

г. Москва. Новопрудницкий бульвар.

Редакция газеты «Весть»

Прошло тридцать лет. Младшая сестра Зинаиды, Янина, из худенькой невзрачной девчушки превратилась в статную, с выдающимися формами, даму и вышла замуж за местного учителя математики по фамилии Головнюк. Через год Янина, в положенный срок, родила дочку Василису, которую ввиду неблагозвучности фамилии мужа записала на фамилию Дорошенко, что явилось поводом для первой и единственной за всё время семейной жизни размолвки между супругами.

Старшая сестра Зинаида наслаждаясь тихим семейным счастьем, все эти годы вместе с мужем жила в Москве. И всё было бы в жизни хорошо, если бы тишину их дома хотя бы раз нарушил детский плач. Однако ни на дочку, ни на сына Зинаида так и не сподобилась. Сколько ни возил Николай Гаврилович супругу по врачам, сколько путёвок в санатории не доставал, а всё одно без толку. После того, как Зине стукнуло сорок пять лет, оба поняли, что время безвозвратно упущено, и придётся им доживать свой век бездетными.

Тем временем Николая Гавриловича повысили до начальника Ревизионного Управления, и они переехали в новую трёхкомнатную квартиру, расположенную почти в самом центре столицы. Однако недолго радость гостила в новом доме: хмурым осенним днём, прямо у себя на рабочем месте, умер от инфаркта Николай Гаврилович. Зинаида Карповна сильно горевала, и до конца своей жизни так и не смогла оправиться от потери. Она недолго задержалась на этом свете, и через два года, утром, домработница нашла её бездыханное тело в кресле. Зинаида ушла тихо, словно уснула после долгого трудового дня. На её коленях так и остался лежать раскрытый альбом со старыми фотографиями, где они с Николаем Гавриловичем навсегда остались молодыми и счастливыми.

После смерти Зинаиды выяснилось, что в своём завещании она не забыла никого. Свою московскую трёхкомнатную квартиру вместе со всей обстановкой она оставила своей младшей сестре Янине; купленный за два месяца до смерти Николая Гавриловича автомобиль «Volvo» завещала её мужу, а крупную сумму в валюте на счетах одного иностранного банка — своей племяннице Василисе.

Так в неполные пятнадцать лет Василиса оказалась в Москве. Она быстро нашла со сверстницами общий язык, мальчишки наперебой приглашали её в кино и назначали свидания, а мать часто повторяла ей, что с каждым прожитым днём она всё больше и больше становиться похожей на свою красавицу-тётку. Василиса росла и расцветала на зависть сверстницам, на радость родителям. Школьные романы следовали непрекращающейся чередой, и к восемнадцати годам девушка уже устала от любовных приключений, которые, впрочем, ограничивались совместными походами на дискотеки и поцелуями в укромных местах.

После окончания школы Василиса проверила завещанный родной тёткой счёт в банке, и убедилась, что, вместе с набежавшими процентами, денег хватит не только на учёбу в престижном ВУЗе, но и на хорошее приданое. С учетом своих внешних данных Василиса выбрала профессию телеведущей. Однако ровно через год заскучала: будущая профессия оказалась не такой интересной, как она ожидала, и девушка, посоветовавшись с родителями, подала документы на факультет журналистики. Учёба давалась ей легко, да и двенадцать месяцев, проведённые в стенах Института Телевиденья, научили её держать спину прямо и всегда подавать себя с наиболее выгодных позиций.

После окончания университета она недолго обивала пороги редакций в поисках работы. Молодую статную журналистку с васильковыми глазами с удовольствием взяли в штат газеты «Весть». Газета издавалась на деньги опального политика, отодвинутого командой Премьера от кормила власти, но почему-то оставленного на свободе. Василиса глубоко не разбиралась в хитросплетениях российской политики, поэтому по большому счёту ей было всё равно, на кого по приказу главного редактора в очередном номере выливался ушат помоев. В основном доставалось самому Премьеру, его сторонникам, и даже иногда перепадало Президенту. Главный редактор исповедовал два принципа: первый «все, кто не с нами — против нас», и второй «всё, что сделано по нашей указке — панацея, и всё, что сделано не нами — губительно для страны».

Такая простая жизненная философия распространялась и на сотрудников редакции. Василиса смотрела на своих рано постаревших коллег, способных безвылазно сидеть в редакции в течение нескольких суток, взбадривая себя литрами кофе и сигаретами, и понимала, что по своей сути она не такая. Она не чувствовала в себе силы, чтобы по первому же телефонному звонку бросить всё и мчатся на другой конец страны в надежде добыть «горячий» материал. Не было в ней той самой доли стервозности и бесцеремонности, которые она часто замечала у старших коллег. Ей нравилось подавать материал без искусственного нагнетания напряжённости, с определённой глубиной и неопровержимыми фактами. Статьи получались серьёзными, с аналитическим уклоном, но это как раз и не нравилось главному редактору.

— Ты думаешь, нашим читателям нужны твои аналитические выводы и глубокомысленные рассуждения о роли той или иной партии в судьбе несчастной России? Ты думаешь, что кто-то вдумчиво будет читать тяжёлый для восприятия материал объёмом на полстраницы? — спрашивал её Главный, вызвав к себе в кабинет в очередной раз для воспитания в ней определённых канонов работы журналиста в оппозиционной газете. — Если ты действительно так думаешь, то ты, красавица, глубоко ошибаешься! Это не наш формат, не наш стиль. Читатель, развернув нашу газету, должен быть уверен, что всё, что мы ему пытаемся вбить в голову — есть истина последней инстанции, и никаких сомнений! Никаких «возможно» или «предположительно». Расклад простой: либо мы их, либо они нас! Понимаешь?

— Понимаю. — вздыхала Василиса и послушно опускала глаза.