– Не осталось никаких желаний? – переспросила она. – Никаких желаний? Маргарет, число моих желаний… бесконечно.

– Вот как? – спросила кузина с таким сомнением, что Элиза начала терять самообладание.

– Именно так, – подчеркнула она. – Я хочу носить платья, которые выбрала сама, – надоело ходить замухрышкой. Я хочу рисовать целыми днями, если мне вздумается. И я хочу легкомысленно тратить деньги, не оглядываясь ни на что.

Она уже не могла остановиться, слова полились из нее потоком:

– Я хочу, чтобы камины разжигали днем, хочу ходить, куда только пожелаю, и превыше всего… превыше всего, Маргарет, я хочу, чтобы моим мужем был тот, кого я люблю, а не тот, кого мне предписывает долг. Но не сложилось. И ничто не может это изменить, поэтому прости меня, если, всю жизнь получая отказ в малейших своих желаниях, я снова сдаюсь на чужую милость.

Элиза сердитым жестом смахнула слезы с глаз. Предписание миссис Бальфур, чтобы она расплакалась, наконец исполнилось, но слишком поздно и без всякой пользы.

– Что же, – помолчав, сказала Маргарет, – допустим, всего этого тебе достичь не удастся, но если ты заведешь собственное хозяйство, то определенно можешь попытаться…

– Они мне никогда не позволят, – перебила ее Элиза. – Я вдова на первом году траура. Правила…

– Э-ли-за! – возразила Маргарет, чеканя каждый слог. – Ты больше не мисс Бальфур, скромная серая мышка. Ты графиня! В твоем владении десять тысяч акров земли. Ты богаче, чем вся наша семья, вместе взятая. Разве не пришло время нарушить правила?

И снова Элиза поняла, что смотрит на Маргарет круглыми глазами. Все сказанное подругой было верным, но то, как она преподнесла факты… Создавалось впечатление, что теперь Элиза обладает какой-то властью. Этого не могло быть.

– Тебе наконец выпал шанс обрести свою собственную жизнь, – настаивала Маргарет. – Для меня невыносима мысль, что ты растранжиришь ее понапрасну. О, я бы сделала что угодно, лишь бы получить такую перспективу!

Она подалась вперед, стиснув руки, и внезапно Элизе захотелось, чтобы богатство досталось кузине, а не ей самой. Маргарет – храбрее ее, умнее и, конечно, бойчее на язык – воспользовалась бы такой возможностью в полной мере. Кроме того, она этого достойна. Маргарет заслуживала большего, чем та жизнь, которую она вела (вот уж действительно в западне!), – незамужнюю, никем не замечаемую, никому не интересную. Ее отправляли присматривать за новорожденными детьми родственников. В семье не произносили этого вслух, но Элиза знала: Маргарет считали никчемной, вышедшей в тираж старой девой. Это было нечестно.

Несправедливость такого отношения обожгла Элизу сильнее, чем бренди.

«Послушная и верная долгу» назвал ее муж в завещании. «Не способна заронить и капли сомнения или неодобрения», – заявил во всеуслышание Сомерсет. Такой ее всегда видели окружающие. Именно по этой причине покойный граф выбрал ее в жены, предположив, что робость Элизы является доказательством ее податливости. И за все годы замужества она ни разу не дала повода в этом усомниться. Но, пожалуй, Маргарет права. Пожалуй, теперь ей представилась возможность. Пожалуй, возможность представилась им обеим.

– В одиночку я не справлюсь, – задумчиво произнесла Элиза. – Жить одной – это верх неприличия.

– Общество перенасыщено старыми девами и вдовами, которых ты могла бы пригласить в компаньонки, – ответила Маргарет, мгновенно отметая довод. – Любая респектабельная дама прибавит тебе весу. Я бы сама к тебе присоединилась, но Лавиния снова ждет ребенка.

– Лавиния – злюка, – заметила Элиза.

– Но очень плодовитая злюка. Как только родится ребенок, я ей потребуюсь. Моя мать будет настаивать, чтобы я поехала, и тогда все закончится. Тебе придется справляться без меня.

Без Маргарет решимость Элизы рассыплется в прах за неделю.

– Когда ожидается рождение ребенка? – спросила она.

– В середине апреля, если все будет хорошо, – ответила Маргарет и задумчиво посмотрела на подругу. – Впрочем… до этого времени я Лавинии не понадоблюсь.

– Если я напишу твоей матери, – начала Элиза, – и умолю ее разрешить тебе остаться со мной еще на три месяца…

– Ровно до рождения ребенка, – подхватила Маргарет, и ее губы начали расползаться в улыбке. – Лишних три месяца – не такая уж неподъемная просьба.

Они помолчали.

– Мы должны быть очень и очень осторожны, – сказала Элиза.

Откровенная улыбка освещала теперь лицо кузины.

– Я серьезно, Маргарет, – продолжила Элиза. – Если Селуины унюхают хотя бы слабый запашок небрежения приличиями, они немедленно поднимут визг насчет оговорки о моральном облике. Нам необходимо сочинить причину, почему мы не едем в Бальфур, – такую причину, которая устроила бы всех.

– Куда поедем? – поинтересовалась Маргарет. – В Лондон?

– Лондон… – мечтательно протянула Элиза.

Она почти не посещала столицу со времени своего первого (и единственного) светского сезона. Сейчас она представила себе, как живет там с Маргарет, как они, свободные и независимые, любуются произведениями искусства и ходят по музеям сколько вздумается. В мае Королевская академия художеств устраивает Летнюю выставку – Элиза не бывала там с семнадцати лет. Впрочем, не получится.

– Пока я ношу полный траур, в Лондон нам нельзя, – сказала она. – Нас немедленно осудят.

– Тогда в другой город, – предложила Маргарет. – Такой, где достаточно развлечений, чтобы нас занять, даже если ты не можешь посещать светские сборища. Как насчет Бата?

Бат. Элиза обдумала эту идею.

– Да, – решилась она наконец. – Полагаю, развлечения там тихие и скромные, а еще я могу сказать, что доктор прописал мне тамошние воды для укрепления здоровья. Никто и не догадается, что это ложь.

– Я буду ходить по библиотекам, посещать концерты, встречу новых интересных людей, – мечтательно произнесла Маргарет.

– Верно, – подхватила Элиза. – А я… я…

Она запнулась, в душу проникли сомнения. Перед ее мысленным взором мгновенно предстала миссис Бальфур, пронзающая ее недовольным взглядом, и она поникла перед лицом этого осуждения. Мать будет очень и очень разочарована. Как и отец. Элиза прикусила губу и подняла глаза к висевшей на стене картине дедушки – крохотной отважной лодочке, что держалась на воде лишь благодаря невероятному напряжению сил. Маргарет издала мягкий, ободряющий звук – такими успокаивают испуганную лошадь, – и Элиза сделала глубокий-глубокий вдох.

– А я превращусь в… модную леди? – предположила она.

– Да! – немедленно согласилась подруга.

– И буду рисовать, – добавила Элиза уже тверже.

– Хоть весь день, если тебе заблагорассудится.

– И… и никогда больше не выйду замуж по велению долга, – сказала Элиза; в горле у нее внезапно пересохло. – Теперь это… это для меня в прошлом.

Маргарет, сидевшая напротив, подняла бокал.

– Вот такой тост мне нравится! – воскликнула она. – За Бат!

Глава 3

За свои двадцать семь лет Элиза почти никогда не совершала ничего такого, что могло бы оскорбить, отвратить или хотя