Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы только посмотрите, Антонина себе кавалера выписала из города, – глумливым голосом произнес тот, что стоял справа.
– Молочком решила его попотчевать, – отозвался тот, что слева. – А то у него чахотка, наверное...
– Гы-гы-гы. Га-га-га.
Это они так засмеялись.
– Ты бы хоть предупреждала, что у тебя здесь поклонники водятся, – шепнул я Тоске. – А то ставишь меня в неловкое положение. Который из них избранник сердца?
Тоска предпочла не заметить мою подколку. Я прикинул, велик ли шанс заделаться валенками, потихонечку обойти аборигенов с фланга и укрыться под дружественными сводами бабушкиного дома. Шанс, пожалуй, имелся...
Но не получилось. А все из-за Тоски.
– Познакомься, Феликс, перед тобой две местные достопримечательности, – с вызовом сказала Тоска. – Вернее, одна. Называется Тянитолкай[3]. А по отдельности Рукасов и Мобила.
Местные переглянулись.
– Мобила тот, что слева, – Тоска указала мизинцем, – вечно с мобильником ходит. Вернее, с корпусом от мобильника, купил за полтинник у вьетнамцев. Старики в технике плохо разбираются, Мобила у них в авторитете...
Мобила насупился. Напрасно Тоска так сразу на конфликт нарываться стала, может быть, удалось бы миром разрулить. Впрочем, ей виднее.
– У меня он настоящий, – обиженно сказал Мобила. – Могу показать.
– Покажи своей маме, – огрызнулась Тоска.
Мобила скрипнул зубами. Тоска продолжила:
– Тот, что справа, – это Рукасов. Рукасов это фамилия... Впрочем, и кличка тоже. Удивительный пример совпадения формы и содержания. Лично я, когда слышу слово «Рукасов», хочу жизнерадостно смеяться.
И Тоска засмеялась. Но совсем не жизнерадостно.
Реакция двух типусов последовала незамедлительно.
– Молчала бы, метелка, – сказал Рукасов.
– А то мы сейчас вам такой тянитолкай устроим, что мало не покажется! – рявкнул Мобила.
Он быстро шагнул в мою сторону. Я думал, что сразу в морду бить будет, но Мобила оказался оригиналом. Он рывком выдернул банку с молоком у меня из рук, а самого меня оттолкнул в сторону.
– Всяким Феликсам будет полезнее дома посидеть и тараканов помучить, а не здесь шататься, – сказал Мобила. – Пока мы только предупреждаем.
Он гадко улыбнулся и стал жадно пить из банки. Я поглядел на Тоску. Она отрицательно помотала головой.
– Нет ничего приятнее с утра выпить литр, другой молока, – заявил Мобила, напившись, – но мы сегодня не жадные, много пить не будем, надо и бледненькому Феликсу молочка оставить. Пусть котеночек полакает!
– Пусть полакает, – согласился Рукасов и заржал.
Меня эта выходка очень разозлила. Молока на таких уродцев не напасешься.
– Поставь банку на землю, – сказал я. – Иначе будешь строго наказан. Оба будете строго наказаны.
– Смотри, а Феликс-то шипеть умеет, – Рукасов сделал театрально испуганные глаза, – а может, у тебя, Феликс, и коготки есть? Царапка какой!
Теперь глупо заржал Мобила.
Тут не выдержала Тоска.
– Тебе же сказали, оставь банку в покое, – с яростью сказала она и выхватила молоко из рук Мобилы.
И добавила:
– Баран.
Эти двое несколько оторопели, такого поворота событий они, видимо, не ожидали. Поэтому я решил воспользоваться появившейся возможностью и напасть на них первым. Они конечно сильнее меня и их двое, но фактор внезапности – оружие достаточно мощное.
Я шагнул навстречу. И треснул обоих сразу. В носопырки. Правой и левой. Несильно, но быстро.
Мобила и Рукасов дружно ойкнули и схватились за шнобели. Не теряя времени, я ткнул сперва одному, затем другому в солнечное сплетение.
Местные злодейчики согнулись пополам. Я толкнул их. Они упали.
Я был удивлен.
Тоска поглядела на меня с интересом.
– Получили? – спросила она. – Сунетесь еще, еще получите!
Рукасов и Мобила поднялись с земли.
– Что вы там говорили про царапку? – я шагнул к негодяям. – Молочко, говорите, любите?
Рукасов и Мобила отошли подальше от нас.
– За нас отомстят, на днях ждите гостей, – прокричал Рукасов, отойдя еще на более приличное расстояние.
– Я знаю, чуваки, – крикнул я им. – У вас есть брат-дзюдоист, он нанесет мне телесные повреждения.
Мобила погрозил мне кулаком, а Рукасов кинул в меня камешком, попал в ногу, зараза. После чего злодеи удалились.
– Кстати, насчет брата-дзюдоиста, – осведомился я. – Это может быть правдой?
– Нет, – заверила меня Тоска. – У Рукасова есть старший брат, но он такой недоумок, что его даже из дому не выпускают.
– А еще? Есть тут еще какие-нибудь злобные недоросли?
– Нету. Есть один мелкий в соседнем селе, Ванька Китов, но он нормальный.
– Вот и славно. Давай к дому двигать.
Оставшуюся часть пути до бабушкиного дома мы прошли в молчании.
Баба Надя встретила нас на улице, возле дома. Она торопилась к своей подружке Захаровне – той бабушке, на которую напал оборотень в самый первый раз.
И, конечно же, мы напросились в компанию.
Дом Захаровны находился недалеко от совхозного сада, поэтому дошли мы быстро. Бабушка Тоски отодвинула тайную досочку в заборе и просунула туда руку. Она долго копалась с каким-то замысловатым затвором, приговаривая: «Вот окаянный, что наделал». Наконец калитка была открыта.
– Ну и забаррикадировалась, – фыркнула Тоска, – это она от оборотня так закрылась?
– А от кого еще? У нас отродясь калитки не закрывались, – ответила бабушка. – Даже во время голода.
Мы миновали небольшой двор и вошли в дом. В сенях на полу валялись сразу три топора. На кухне беспорядок. Из здоровенной русской печки просыпалась зола. На полу опрокинутый чугун, варенная в мундирах картошка раскатилась по полу. Интересно. Я никогда в жизни не видел русских печей, не видел чугунов, вот теперь повезло. Я огляделся в поисках легендарного ухвата, но ухвата на кухне не обнаружилось. Ухват обнаружился в комнате. Захаровна лежала на кровати и плакала, а ухват стоял у стены, под рукой. Это, значит, чтобы в случае чего оказать всевозможное активное сопротивление.
– Привет, Захаровна, – бодрым голосом сказала баба Надя. – Чего плачешь-то?
– Опять чего-то случилось? – деловито спросила Тоска.