— Но это… мой дом. — Я нахмурился и тряхнул головой. — И что мы собираемся делать?

Мартин вышел из машины и полез в багажник. Сьюзен вышла за ним. Я за компанию вышел тоже.

— Мы, — ответил Мартин, явно не включая в это понятие меня, — собираемся проникнуть в офис и вынести документы, которые, как мы надеемся, способны дать представление об убежищах Арианны и ее намерениях. Вы останетесь у машины.

— Черта с два останусь, — возразил я.

— Гарри, — вразумительно, но твердо сказала Сьюзен. — Это компьютеры.

Я охнул так, словно Сьюзен врезала мне локтем под вздох. Чародеи и компьютеры сосуществуют примерно так же, как библиотеки с огнеметами. Вся техника ведет себя в присутствии смертного чародея ненадежно, и чем она современнее, тем, похоже, уязвимее. Если бы я пошел с ними… Ну… вы ведь не берете с собой в птичью лавку кота, верно? Не потому, что кот плохо воспитан, а потому, что он кот.

— Ох, — выдохнул я. — Раз так… да, мне, пожалуй, лучше остаться у машины.

— Велик шанс того, что за нами следят, если не гонятся, — сказал Мартин, обращаясь к Сьюзен. — Нам пришлось улетать из Гватемалы в спешке, без обычных предосторожностей.

— У нас не было времени, — ответила Сьюзен, и в голосе ее прозвучало усталое раздражение. Я словно подслушивал привычную частую ссору двух супругов. Она открыла в багажнике чемодан и распихивала по карманам какие-то предметы. — Надо было срочно выправить все документы.

Секунду или две Мартин молча смотрел на нее, потом достал из чемодана один-единственный предмет и закинул на плечи станковый рюкзак. Должно быть, в нем находились какие-то компьютерные примбамбасы. Я отошел от него подальше и постарался выбросить из головы все злые мысли.

— Ты просто посторожи здесь, Гарри, — попросила Сьюзен. — Мы вернемся минут через двадцать, если не раньше.

— Или не вернемся, — уточнил Мартин. — И тогда уж будем точно знать, что наш неуклюжий вылет обернулся против нас.

Сьюзен негромко раздраженно фыркнула, и они вдвоем направились к дому, подошли к запертым дверям, задержались там секунды на три и исчезли внутри.

— А мне просто стоять здесь, — буркнул я. — Как какому-нибудь Рыжему Псу Клиффорду. Слишком велик и глуп, чтобы заходить в дом вместе с Эмили-Элизабет. А ведь это мой дом. — Я тряхнул головой. — Блин-тарарам, я вне игры. Или с катушек съехал. В смысле, стою тут и разговариваю сам с собой.

В общем-то я понимал, почему я разговариваю сам с собой: если бы я замолчал, мне не о чем было бы думать, кроме как о маленьком человечке — перепуганном, одиноком в логове монстров. А это заставило бы меня думать о том, как ловко меня исключили из ее жизни. А уже это заставило бы меня думать о том, что зверь у меня в груди все еще пытается вырваться наружу.

Когда местная злодейка из Красной Коллегии, покойная Бьянка, похитила Сьюзен и начала превращать ее в полноценного вампира, она делала это для того, чтобы лишить меня подруги. Так или иначе, это ей удалось. Та Сьюзен, которую я знал — остроумная, смешливая, всегда готовая получать удовольствие от жизни вообще и жизни со мной в частности, — исчезла навсегда.

Теперь она превратилась в нечто среднее между Мстительницей Эммой Пил и Халком женского пола. И один раз с тех пор мы с ней любили друг друга. И в результате этого родился ребенок. И Сьюзен лгала м…

Прежде чем я успел прокрутить эту логическую цепочку еще раз, по спине у меня пробежал холодок.

Я даже не стал оглядываться. Несколько лет рискованных операций со Стражами, недоросшими даже до того, чтобы самостоятельно покупать пиво, научили меня доверять инстинктам, когда они включались в темном городе в два ночи. Не успев толком осознать, что делаю, я припал к земле, раскинул руки в стороны и выстроил вокруг себя завесу.

Завесы — это тонкий, изощренный раздел магии, позволяющий с помощью базовых магических теорий делать предметы или людей менее заметными. По части завес я такой бездарь, что почти никогда не прибегал к ним — но все-таки разбирался в этом достаточно, чтобы обучить принципам пользования свою ученицу, Молли Карпентер. У Молли настоящий талант к завесам, она схватывала все на лету, а потому мне пришлось крепко потренироваться, чтобы не уронить себя в глазах Кузнечика.

Короче говоря, простейшие, на скорую руку завесы мне теперь вполне по силам.

Когда невидимое поле искривило световые лучи, улица вокруг немного потемнела. Находясь под завесой, ты и сам хуже видишь окружающий мир, но я пошел на этот риск сознательно. Я решил, что оно того стоит. Если кто-нибудь целится в меня из ружья или пистолета, от угла здания, за которым я мог бы укрыться, меня отделяло солидное расстояние. Лучше побыть невидимкой.

Я пригнулся к земле рядом с машиной, не совсем невидимый, но близко к тому. Для завесы очень важны способность сохранять спокойствие и неподвижность. Этого трудно достичь, когда тебе кажется, что опасность близка и кто-то, возможно, готовится вот-вот отделить тебя от твоих мыслей самым что ни на есть насильственным образом. Но я справился с адреналиновой бурей и успокоил дыхание. Я такой, я умею.

Поэтому я смог разглядеть полдюжины фигур, несущихся ко входу в здание с жуткой, почти паучьей ловкостью. Две перемещались по крышам — отдаленно напоминавшие человека, но плавностью движений не уступавшие вышедшей на охоту кошке. Трое других приближались по земле, перебегая из тени в тень. Я видел только неясные очертания, однако по спине у меня побежали струйки пота.

Последняя, шестая фигура скользила по стенам зданий, перепрыгивая с одного на другое. Она цеплялась за стены словно гигантский паук и перемещалась с жуткой скоростью.

Я так и не смог разглядеть ничего, кроме этого, — одни лишь мерцающие тени, двигающиеся со зловещей целеустремленностью. Но я знал, кого вижу.

Вампиры.

Вампиры Красной Коллегии.

Они сбегались к дому, в котором находился мой офис, как акулы к куску сочившегося кровью мяса.

Буря у меня в груди разыгралась с новой силой, и когда они у меня на глазах исчезли в дверях дома — моего дома, черт побери! — как тараканы, нашедшие лаз туда, где им быть не положено, злоба поднялась из груди к самым глазам, так что отражения уличных фонарей в окнах сделались красными.

Я позволил вампирам войти в дом.

А потом собрал всю свою злость, всю боль, заточив их как нематериальные мечи, и скользнул за ними.

Мой жезл висел на петле за отворотом плаща — дубовый стержень длиной дюймов восемнадцать и чуть толще моего большого пальца. Приятно было, выхватывая его, ощутить пальцами знакомые очертания вырезанных на нем рун и знаков.

Я вошел в дом так тихо, как только мог, отперев дверь своим ключом. Завесу я сбросил, только оказавшись внутри. На таком расстоянии от вампиров от нее толку никакого: они все равно почуяли бы мой запах и услышали бы стук моего сердца. Зато мое зрение она заметно ограничивала, а это уж слишком рискованно.