…Обнаружила меня, естественно, мама. Она с кухни слышала оба взрыва. Между ними почти минуту стояла тишина. Первый, по ее словам, напоминал отдаленный выстрел. Когда прогремел второй, она решила, что обвалилась крыша. На втором этаже был чудовищный разгром — все усеяно обломками картин, битым стеклом и разными штуками с комода напротив лестницы: ритуальная чаша, оловянные подсвечники, все такое. Дверь в ванную была закрыта, но не заперта. Я валялся на полу, в луже крови и месиве из фарфора. Мама говорит, она закричала так громко, что Стейплтоны, наши престарелые соседи, прибежали не на взрыв, а на ее вопль. И хорошо, что прибежали. Думаю, мама была в таком шоке, что могла не сообразить вызвать «скорую».

Следующие две недели она от меня не отходила и заявила, что ночевать тоже будет в больнице. В конце концов в палату притащили еще одну кровать, потому что иначе мама просто легла бы на полу. Хорошо, что я в это время был в глубокой коме, — не пришлось за нее краснеть. А так я ничего не знал ни о ней, ни о том, что вокруг творится. Хотя мама так не считала.

— Я с тобой каждый день разговаривала. И я точно знала, что какая-то часть тебя слышит, что я говорю.

— А я ничего не слышал, — возразил я в сотый раз.

— Какая-то часть — слышала, — настаивала мама.

— Я почему-то не помню.

Мама улыбнулась:

— Конечно, не помнишь! Ты очень крепко спал. Когда человек спит, он ничего не запоминает. Но это же не значит, что ты не слышишь сквозь сон.

Я аж поморщился. Ну что за бессмыслица! Впрочем, из событий последнего месяца многое казалось бессмыслицей.

Прежде всего сам «несчастный случай». Я, разумеется, в общих чертах знал, что случилось, — от мамы, от Стейплтонов, от фельдшеров «скорой», которые зашли меня навестить, когда я очнулся, — но только в общих чертах. Камень нашли сразу — его трудно было не заметить, но никто точно не знал, упал он на меня или нет. Один из фельдшеров считал, что меня, скорее всего, накрыло обломками, когда обрушился потолок.

— Если бы Камень угодил в тебя напрямую, — сказал он, — мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

К сожалению, мистер Стейплтон, подобравший Камень первым, придерживался того же мнения. По его словам, Камень размером с апельсин весил четыре-пять фунтов. Как двухлитровая бутылка колы.

— ОН БЫЛ КАК БУДТО ИЗ СВИНЦА! — орал сосед.

Глухой как пень мистер Стейплтон всегда орал. Я поинтересовался, как Камень выглядел, и он ответил:

— ЧЕРНЫЙ ТАКОЙ, СТРАННЫЙ, КАК ОТЛИТЫЙ В ФОРМЕ!

Это описание меня нисколько не удовлетворило.

— То есть? — уточнил я. — Что за форма?

— КАКАЯ ЖЕ ЭТО НОРМА, ОН БЫЛ ЛЕДЯНОЙ КАК СМЕРТЬ! — ответил мистер Стейплтон.

— КАКОЙ ОН ФОРМЫ? — по слогам произнес я.

— СТРАННОЙ! БУДТО ИНОПЛАНЕТЯНЕ ЛЕПИЛИ!

Мне страшно хотелось посмотреть на Камень, но мама сказала, что его давно унесли.

— Кто унес? — спросил я.

Мама пожала плечами.

— Знаешь, я уже не помню. Какая-то женщина. Сказала, что она из института, доктор Моника Какая-То-Там. Сам понимаешь, мне было не до нее. Когда она пришла, я как раз собирала вещи в больницу.

— Из какого она института? И куда она унесла мой Камень?

— Лекс, я же говорю — не знаю! Она сказала, что забирает его для каких-то важных опытов. Мне в тот момент было решительно наплевать.

— Но она еще вернется?

— Она ничего не сказала.

— И ты даже не спросила?

— Лекс! Ну сколько раз тебе повторять?

Я расстроился. Теперь из-за маминого недосмотра я никогда не увижу Камень, а у меня на его счет накопилось столько вопросов! И никто мне на них не ответит.

Оставалось утешаться газетными вырезками, собранными Стейплтонами, врачами и медсестрами. Я их читал и перечитывал и по ним начал постепенно собирать картинку, чтобы залатать зияющую дыру в памяти.

В общем, впервые огненный шар заметили у северо-восточной оконечности Северной Ирландии в воскресенье, 20 июня 2004 года, в 15:27. Его видел любой, кто находился на улице или смотрел в окно в нужном направлении. Шар, втрое превосходивший яркостью полную луну, пулей рассек ночное небо. Его полет наблюдали около ста тысяч жителей Белфаста и окрестностей. Всего за несколько секунд он пронесся над Ирландским морем, просвистел над островом Англси и затерялся в густых облаках над северным Уэльсом. Затем снова выскочил чуть к северу от устья Северна, перепугал пол-Бристоля и завершил свой путь где-то над Сомерсетом. Где именно, никто тогда не знал, хотя версий выдвигалось много. Несколько сот человек клялись и божились, что видели взрыв прямо над Уэльским собором, и какое-то время все газеты пережевывали эту утку. Через пару дней в вечернем выпуске новостей ученый из Оксфорда заявил, что объект столкнулся с Землей под очень острым углом, взорвался в верхних слоях атмосферы, следовательно, «по показаниям отдельных очевидцев восстановить точное место детонации чрезвычайно сложно». В ответ Грэм Элкок, корреспондент газеты «Уэллс Геральд», ядовито отметил в своей статье, что речь идет не о «показаниях отдельных очевидцев», а о «двух полицейских, трех автобусах с туристами и группе монахинь, следовавших на службу». Двумя днями позже Мириам Хэнсон, психолог из Бристоля, написала в редакцию письмо, желая «…пояснить, что достоверность свидетельства в данном случае не определяется числом наблюдавших явление лиц, а тем более их моральными качествами. По всей вероятности, так называемый взрыв метеора над собором — просто обман зрения, вызванный несоответствием между размерами здания и стоящими внизу наблюдателями. В данном случае к показаниям очевидцев следует, разумеется, относиться критически». Письмо опубликовали, снабдив заголовком «28 монахинь могут ошибаться», однако оно не положило конец спорам, которые не утихали целую неделю и привлекли внимание таких светил, как архиепископ Кентерберийский и Крис Линтотт, ведущий телепрограммы «Ночное небо».

Я изучил аргументы всех сторон, мне они показались жутко интересными, почему я сейчас о них и вспомнил, но дело в том, что «Уэллская загадка», как ее стали называть, заключалась совсем в другом. Большинство людей вообще не занимали вопросы о том, в какой точке произошел взрыв и по какой околосолнечной орбите двигался метеороид. Всех интересовало только «чудо». С тем, что это именно чудо, никто не спорил. И архиепископ, и ученые, и журналисты, и авторы писем в редакцию — все сходились на том, что, учитывая массу и состав обломка метеорита, а также скорость, с какой он влетел в ванную, пробив крышу дома, тот факт, что мне удалось выжить, и есть самое настоящее чудо.

Ответы на мучившие меня вопросы я получил через пять дней, когда выписывался из Йовильской окружной больницы. В тот день явилась из ниоткуда та самая доктор Моника Как-Ее-Там — в виде слегка запыхавшегося видения у моей постели. На плече у нее висела потрепанная спортивная сумка. И она знала о метеорах, метеоритах и метеороидах столько, что после разговора с ней голова у меня шла кругом еще неделю.