Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если неряшливость дома не произвела на меня никакого впечатления — я и сам не бог весть какой чистюля, то отсутствие животных меня несколько насторожило. Мой куцый жизненный опыт подсказывал, что во взаимоотношениях со зверушками, как в зеркале, отражается характер человека, его положительные и отрицательные качества. Что ж, небольшая деталь к портрету, но существенная.
Впрочем, внешний вид дома ни о чём не говорит. Ну, не любит хозяин возиться с зелёными насаждениями и не опасается получить по маковке съехавшей черепичной плиткой, это его личное дело. Эйнштейн, если верить преданиям старины неглубокой, тоже был изрядным грязнулей, однако прославился вовсе не как гений чистоты и порядка. Но ведь то Эйнштейн, а этот, как его… я заглянул в бумажку и прочёл Сашкины каракули — «Давид Бланк», чем он ценен для человечества? Пока не знаю. А сам он не торопится заявить о себе миру.
Что ж, попробуем проникнуть внутрь этого негостеприимного дома и познакомиться с хозяином поближе.
Как почти во всех домах в поселениях, дверь в дом Давида Бланка оказалась незапертой и, более того, даже приоткрытой. Как поступать в подобных случаях, особенно когда приходишь в незнакомый дом, я не знал. Постучать или войти сразу? В киношных-то детективах, как правило, если дверь не заперта, то за ней непременно труп различной степени свежести. Нужна же какая-то эпатирующая деталь для сюжета.
— Тьфу ты! — сплюнул я. — Померещится же… Будем вести себя не как в дешёвой киношке, а как в приличном обществе! Или как в индийском слезливом кино с песнями и плясками…
Я посильнее толкнул дверь, и она распахнулась настежь. Однако сразу пройти внутрь мне почему-то не удалось — меня неожиданно разобрал чих. Я чихнул один раз, но не сильно, и от этого в носу засвербело так, что чихнул второй раз, потом третий, а потом и вовсе пришлось лезть в карман за салфеткой, чтобы смахнуть неожиданно выскочившую из носа благородную зелёную соплю.
— Где это меня угораздило простудиться? — между чихами успел пробормотать я. — Не успел придти в гости к незнакомому человеку, как тут же принялся распространять вокруг себя болезнетворные микробы!
— Кто там? — послышался мужской голос из глубины дома.
— Простите, э-э… — Я не знал, что сказать, да и едва ли выдал бы что-то внятное из-за душившего меня чиха. — Ой, извините…
— Секундочку! — донеслось до меня снова. — Сейчас выйду.
Чихнув последний раз и промокнув салфеткой вспотевшее лицо, я с трудом перевёл дыхание.
Прихожих в израильских домах почти не бывает. Через входную дверь сразу попадаешь в зал, который служит одновременно салоном, кабинетом и кухней. Спальни, как правило, совсем маленькие, с крохотными окошками, и в них ничего, кроме как спать, не получается. Все основные события в жизни дома и его обитателей происходят в зале.
Потоптавшись у порога и не дождавшись никого, кто бы меня встретил, я вышел на середину зала и огляделся по сторонам. Ничего необычного. Практически пустая комната со стандартной кухней в дальнем углу, большим окном во всю стену, через которое проглядывался задний двор, такой же неухоженный, как и участок перед домом. Посреди комнаты большой овальный стол, наверняка оставшийся от прежних хозяев, и вокруг него несколько разнокалиберных стульев и табуретов. Никакой другой мебели, за исключением старого продавленного дивана у стены и большого телевизора на тумбочке. Да ещё дверь, ведущая наверняка в покои здешней «Синей Бороды», и лестница на второй этаж со спальнями.
— Мрачноватая обстановка, — пробормотал я, — гостям тут и в самом деле не рады.
— Здравствуйте, вы ко мне? — снова послышался голос, и я, наконец, разглядел его обладателя, который незаметно появился откуда-то и теперь пристально меня разглядывал.
Это был мужчина средних лет с седыми, зачёсанными назад волосами, неожиданно чёрными смоляными усиками над выпяченной верхней губой и такими же чёрными глазами под мохнатыми кустистыми бровями. Почему-то мне сразу подумалось, что если кому-то и суждено изобрести вечный двигатель или создать новую теорию относительности, то только человеку с подобной внешностью.
Обычно в таких случаях принято писать, что глаза хозяина дома были пронзительными и настороженно изучали непрошеного гостя, однако этого не было. Взор хозяина был тусклым и ничего не выражающим. Казалось, ему глубоко плевать и абсолютно неинтересно выяснять, зачем я пришёл и что мне надо в его пыльных владениях. Полный вакуум.
— Вы ко мне? Домом не ошиблись? — повторил мужчина скучным голосом. — Кто вы?
На иврите он говорил плохо, поэтому я сразу же ответил на русском:
— Я… как бы вам объяснить? Мы с вами не знакомы, но я много наслышан о вас, и мне захотелось с вами познакомиться.
— Наслышаны? — переспросил мужчина и усмехнулся. В его глазах блеснул огонёк любопытства. — И что вам про меня известно?
— Что вы исцеляете многих, кто неизлечимо болен.
— У вас что-то болит?
— Нет, но…
— И это всё, что вам про меня известно?
Тут я решил, что лучше не бродить вокруг да около, а выдать более или менее достоверную информацию. Так оно выглядит искренней и правдоподобней:
— Ещё слышал, что вы напугали местных жителей обещанием, что если захотите, станете Б-гом.
— Верно, — расцвёл хозяин, — пошутил, было дело… А что вы ещё слышали? Говорите, не стесняйтесь.
— Это что — допрос?
Казалось, хозяин немного смутился и отвёл глаза в сторону, но какой-то интерес в них уже промелькнул.
— Говорят, — продолжал крошить я правду-матку, — что к вам приходили из налоговой службы и ушли ни с чем…
— А, вы случайно не от них?
— Упаси Б-г! — Я даже затряс головой от негодования. — Я сам по себе.
Давид Бланк впервые с интересом оглядел меня и недоверчиво переспросил:
— Точно не от них? Вы уверены?
Я пожал плечами и ответил:
— Могу уйти, если не верите.
— Идите…
Чёрт побери, ситуация тупиковая! Сам напросился на такой ответ. Мне больше ничего не оставалось, как развернуться и пойти к двери. В голове уже начали вертеться нехорошие мысли о том, как я стану объясняться с Сашкой Гольдманом, но хозяин меня опередил:
— Постойте! Я вас вовсе не гоню. Просто я не совсем уверен, что вы тот, за кого себя выдаёте.
Тут уже пришёл черёд обижаться мне:
— А я ни за кого себя пока не выдаю. Вы же мне не дали даже слово сказать!
Давид пригладил ладонями волосы, потом одёрнул на животе мятую майку и вздохнул:
— Не обижайтесь, молодой человек. Просто меня уже достало непонятное внимание окружающих к моей персоне. Честное слово, черти мерещатся… Раз пришли, то проходите, рассказывайте, что вас привело сюда.