Так, шаг за шагом, которые сами по себе, как на них ни взгляни, один глупей другого, я, того не желая, постепенно занимал главенствующее положение за довольно скромным вечерним столом в гостиной Музы Рыбиной, бизнес-леди самого высокого пошиба. Трое других, тоже имущих не меньше Рыбиного, — два мужика в костюмах от Бриони и моложавого вида толстая тётя в прикиде не знаю от кого — сидели с приоткрытыми ртами, вникая в новую для себя суть. Раньше, до прихода сюда и, в общем-то, случайного знакомства со мной, они просто жрали то, чего хотелось, и запивали тем, что лилось. Главное, чтоб не хуже людей. Теперь же, отбыв случайную гостевую вахту, Рыбьи визитёры всем своим видом демонстрировали полную готовность оказаться в числе избранных, тех, кто раньше других себе подобных будет допущен к священнодействию на территории «сети не для всех».

— Ну и чего ты не повар? — выйдя через пару секунд из анабиоза, внезапно спросил один из «Бриони», что был покрупней. — Не-е, ну просто интересно, такое гонишь, что прям уши ерошатся, а сам не при делах. Это как? Агентство-шмагентство там разное, реклама, всё такое, это ясно, как говорится, дело накатанное, понятное. Только уж больно унылое, беспонтовое какое-то, без изюма. — Он подмигнул мне и открыто улыбнулся всем своим лицом, почти до самых глаз заросшим идеально ухоженной трёхдневной щетиной. Нос его был перебит как минимум в двух местах, и это было заметно — как и то, что дело не обошлось без вмешательства пластического хирурга. — Хочешь, к себе тебя заберу, на «Ереван-плазу»? Там у нас тоже всякое нормальное случается, мы, парень, довольно круто стоим: показы разные бывают, Юдашкины, там, Фисташкины разные залетают, бутики-шмутики, народ больше деловой, серьёзный и с бабками. Девок ихних угощать любят потом, какие моду на себе показывают. Для начала трепангом каким-нибудь удивят типа маринованным, на фуршет-муршет, а после вниз спускают, чтоб уже совсем добить. Там у нас заведение вроде ночного клуба со столом, «Низ» называется, но только — врать не буду — ничего такого, о чём ты нам тут втирал, не имеется. Так… чуток разного, но в меру всё, без выпендрёжа, без страха, как говорится, и упрёка по типу козла против волка́ этого позорного, который сроду ужаса не знал, да только кровь свою по-любому на колбасу спустил. — Сверкнув в вечернем свете сапфировым блеском наручных «Breguet», он сделал призывный жест, как бы приманивая меня рукой: — Ты вот чего, парень, если натурально желание имеешь, то скажи. Моя, вон, тебя уже, можно сказать, видала, — он кивнул на молодящуюся толстуху с пятикаратником в каждом ухе, и та угодливо растянула в улыбке толстые, густо напомаженные бордовым губы. Её смоляные волосы, равномерно поблескивающие в приглушённом свете Рыбиной гостиной, были уложены в затейливую, но безукоризненно выполненную причёску, волосок к волоску. Мелкие глазки смоляного колера, сдавленные снизу и сверху мясистыми наплывами, каким-то образом сумели не потеряться на её круглом лице, всё ещё хранившем остатки привлекательности, и продолжали жгучими сверчками всматриваться в мир из глубины лицевых расщелин природного происхождения. — Ну, а остальным, кто у нас там плитой заведует, рецептуру лепит и всякое такое, тоже по всей форме представлю и отрекомендую, потому что она, — он снова ткнул волосатым пальцем в тётку, — у меня не только жрачкой, она ещё другими делами попутно заправляет, как директорша всего низа. Звать Венерой, так что теперь вы тоже знакомы.

Венера снова кокетливо улыбнулась и протянула мне навстречу ладошку, сведя лодочкой пухлые пальцы, через один унизанные кольцами с искристыми крупномерами всех фасонов.

— Заходите, уважаемый, лично меня спро́сите, я всегда столик организую, с видом на балет: он у нас хоть и голый, но дело своё знает, в обиде не останетесь… — И подмигнула мне уже как окончательно своему. — Если чего, то вот, — она протянула мне визитку, — скажете, Венера мне дала. — Получилось двусмысленно, и сама же толстуха прыснула, прикрыв ладошкой губы. — В смысле, скажете, Венера пригласила, чтоб они просто знали, что вы мои люди.

Я взял, поблагодарил её вежливым кивком и опустил глаза в карточку, отделанную по краям россыпью блестящей циркониевой крупы: «Венера Милосова, директор клуба „Низ“, член совета директоров ООО „Ереван-плаза“, художественный руководитель балетной группы „Внизу“». Тем временем «крупный» продолжил знакомить меня со своими спутниками:

— Есть ещё один, тот верхом командует. Верхний. Вот он и сам, да, Ашотик?

Как по команде верхний командир выстроил солдатскую улыбку и, протянув волосатую кисть, представился по всей форме:

— Ашотик. Будем приятно знакомы, друг.

«Крупный» сделал одобрительный жест, одновременно сигнализирующий о финале этой части знакомства, и тот, схватив команду на лету, вернулся в исходное положение исполнительного истукана. А первый продолжал:

— Ну, а я там главный, если в общем и целом. Плюс совладелец на бо́льшую часть дела. Звать меня Гамлет, будем ещё раз знакомы, как говорится, — он протянул мне руку, и я её пожал во второй раз, стараясь сделать это заметно уважительней, чем в первый, — фамилия Айвазов. Это чтоб ты не забыл, — и подозрительно глянув на меня, решил попутно уточнить: — Сам-то не слыхал? — Я отрицательно мотнул головой, но на всякий случай раздумчиво задрал глаза в потолок, как бы освежая в памяти эту звучную фамилию. Так и не дождавшись другой реакции, Гамлет продолжил вводную речь, пробуя в то же время извлечь из этой беседы необходимые для себя детали: — Моё слово для них последнее, но только надо, чтоб и сам ты хотел душу в это дело вставить. Сам же говоришь — философия, а не просто пожрать, так или не так?

Он вытянул из бокового кармана длинную сигару, отщёлкнул кончик и стал её раскуривать, предварительно крутанув валиком золотой «Dupont». Рыба, не скрывая своего недоумения, бросила на Гамлета вопрошающий взгляд. Однако тот, явно не желая этого замечать, с независимым видом выпустил в воздух пару сизых облачков и развернулся ко мне уже весь, целиком:

— Как я понимаю, никаких серьёзных обязательств ни перед кем у тебя пока нет? — Он пожал плечами так, будто недавнего разговора на тему «сети не для всех» не было и в помине. — Ну, разве что потёрли малёк про то, про сё — как распрекрасно было б кишку твою козлиную волчатиной набить, шкурку саму от неё не кушать, а голубой пельмень на закуску пустить вместе с ногтями от летучей белки и ко всему этому правильный народ подогнать, чтоб без всяких там «вульгарибус». Ты, мне показалось, именно так остальных всех обозначил, кто неправильный? Верно ситуацию прикидываю, а, Герман?

Он говорил с едва заметным кавказским акцентом, тоном вполне приветливым и даже немного ласкающим слух. При этом речь его перемежалась словами заметно приблатнёнными, которые, однако, вполне органично вплетались в условно вежливые фразы и более чем доходчивые смыслы.

Произнеся эти слова, Гамлет посмотрел на меня так, что внутри у меня ни с того ни с сего стало холодно, а снаружи — прозрачно. Господи, если бы я только мог предвидеть, в какую географию плавно, слово за словом, заедет эта наша милая застольная болтовня! И с чего началось-то, с глупости, с жёлтой части мякоти авокадо, которая, если ковырнуть возле косточки, окажется чуть жирней, чем вся остальная.