Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы знаете, что такое чапилгаш? Круглый пирог с картошкой. К нему еще подается творог. Нет, нет, не слушайте меня! Тоже нашел слова — «пирог с картошкой», «творог»! Этак вы и не захотите попробовать чапилгаш. А попробовать стоит! Еще как стоит!
Я бы хотел рассказать про чапилгаш так, чтобы у вас слюнки потекли и в животе засосало. Только я так не умею. Нет у меня для этого нужных слов. Скажу, как могу: чапилгаш — это сплошная поджаренная корочка, наполовину из муки, наполовину из картошки. А кто не любит поджаренную корочку? Таких не найдешь!
Я много раз видел, как делают чапилгаши мама и бабушка. Стряпают они хорошо. Но их чапилгаши не идут даже в сравнение с теми, какие делает мама Сулеймана.
Я всегда думал: почему у тети Напса́т чапилгаши особенные? А однажды присмотрелся, как она их готовит, и все понял. Они у нее заколдованные!
Случилось как-то, что я не застал Сулеймана дома. Тетя Напсат была занята, но отпустить меня не захотела.
— Посиди, посиди, — сказала она с доброй улыбкой. — Сейчас я тебе чапилгаш дам…
И я остался.
Тетя Напсат готовила чапилгаши, а я думал о своем. Потом услышал какое-то шелестящее слово и быстро поднял голову. Тетя Напсат держала на весу кастрюлю с тестом и что-то шептала. Мне удалось разобрать: «ошло».
«Ошло»? Что это такое?
Играя в альчики, мы всегда «заговариваем» битку. У каждого мальчишки для этого свои слова есть. Может, «ошло» — такое же заколдованное слово? Во всяком случае, в ингушском языке такого слова нет. И в русском тоже. Точно, тетя Напсат его специально придумала, чтобы делать свои замечательные чапилгаши!
Я смотрел на маму Сулеймана как завороженный!
А тетя Напсат продолжала готовить. Она нарезала лук и ссыпала его на сковородку. Потом, когда он поджарился, сняла сковородку с огня и понесла ее к свету, стала смотреть, что получилось. Видно, ей что-то не понравилось — она покачала головой. И тут же, пытаясь исправить неведомую мне оплошность, произнесла второе заколдованное слово: «Ишком».
Вам известно, что такое «ишком»? На каком это языке? На чапилгашском?
Была у меня мысль, сказать маме и бабушке о тайных словах тети Напсат. Но потом я решил ничего им не говорить. Дело в том, что такие слова помогают не всем и не всегда. Если «ошло» и «ишком» годятся для тети Напсат, это совсем не значит, что они придутся впору маме и бабушке.
Ведь чужую битку тоже не заговоришь!
Короче, маме и бабушке я ничего не сказал. Как и прежде, я часто захаживал к Сулейману и, конечно, с большой охотой ел необыкновенные чапилгаши, приготовленные тетей Напсат с помощью чудодейственных слов «ошло» и «ишком»…
Только не подумайте, что у Сулеймана я бываю из-за чапилгашей.
Совсем нет! Тетя Напсат могла бы и не делать чапилгаши — я к Сулейману все равно бы ходил. Потому что у нас дружба!
Мы начали дружить с первого класса. Правда, и до школы я видел Сулеймана на улице, иногда даже играл с ним в альчики или в кулла[4], и, помнится, однажды он вез меня на себе по всей улице. Но уличные встречи и игры не сделали нас друзьями. Мы сошлись по-настоящему только в школе. А получилось это потому, что я и Сулейман — оба сразу невзлюбили хитрого и зловредного Исрапила. Потом еще Сулейман провел меня в клуб, и мы три раза подряд смотрели фильм про Махмуда Эсамбаева — «Я буду танцевать», и как с первого класса мы начали ходить друг к другу, так ходим и сейчас.
Тетя Напсат встречает меня приветливо. Она готова все мне отдать, — я из-за этого иной раз даже неудобно себя чувствую.
Но удобно или неудобно, а по горским законам пренебрегать угощением хозяев — значит обидеть их. И я маму Сулеймана не обижаю: когда она предлагает мне сесть к столу и отведать свежие чапилгаши, я только из приличия говорю: «Баркал[5], я сыт», а потом все-таки берусь за еду.
Сегодня я тоже побывал у Сулеймана. Придя из школы, я вспомнил, что дал ему свой красный ластик и забыл взять. Так что повод для посещения друга у меня был…
— Сулейман! — закричал я еще издали. — Ва, Сулейман! Су-у-лей-ма-ан!
На пороге Сулейманова дома появилась тетя Напсат. Она была в фартуке и держала в руке кухонный нож — наверно, только сейчас отошла от очага.
— Что кричишь, Гапур? — остановила она меня. — Нет Сулеймана. В магазин пошел. Посиди, он сейчас будет.
Я вошел в комнату и устроился на стуле, любезно придвинутом мне тетей Напсат.
— Здорова ли Хаго́з? — спросила она.
— Здорова, — ответил я.
Так зовут мою бабушку — Хагоз. Тетя Напсат очень дружит с ней, хотя и моложе ее лет на тридцать. Видятся они десять раз на день. Но если даже тетя Напсат рассталась с моей бабушкой минуту назад, она все равно спрашивает: «Здорова ли Хагоз?», словно не видела ее целый год.
В молодости бабушка никогда не болела. Так она говорит. А сейчас болеет. То в спине у нее прострел, то ноги ломит. А недавно был сердечный приступ. Но ложится бабушка в кровать только тогда, когда терпеть боль уже невмоготу.
А так она с рассвета до заката на ногах. Бегает, крутится, тысячу дел делает. Вот сейчас она была около ларма — это такой погреб во дворе, где с осени до осени хранятся разные овощи — капуста, чеснок, редька, тыква, — а теперь уже в хлеву; только-только вошла она в хлев, а через секунду голос ее слышится на огороде; после огорода бабушка спешит на кухню, с кухни — на веранду, с веранды — в сад, из сада — снова на кухню…
Как-то Гамид Баширович рассказывал про ракеты