А вечером был скандал. В дом госпожи Клонье заявился лично сенатор Торвальд-старший и, с трудом сдерживаясь, долго говорил все, что думает о поведении ее подопечной, что он так дело не оставит, что он пожалуется директору лицея и будет настаивать на исключении хулиганки, которая калечит цвет аристократии республики. Стоявший за спиной отца Аристар злорадно посматривал на Наташу, изредка корча ей грозные, как ему казалось, рожи.

Растерянная госпожа Клонье, впервые попав в такую ситуацию, совершенно не знала, как себя вести. Она посматривала на Наташу, у нее в голове не укладывалась мысль, как эта хрупкая девочка могла до полусмерти, по словам сенатора, избить такого дылду, что сейчас злорадно ухмылялся у кресла. С другой стороны, она ведь и сама не знала, на что способна Призванная. Порой ее очень трудно было понять. Все, на что хватало Клонье, это уверять сенатора, что она обязательно во всем разберется. Хотя иногда и она не выдерживала откровенной нелепицы в обвинениях. К счастью, Торвальд-старший в своем гневе мало обращал внимания на то, что говорила Клонье.

— Ох ты, Великий! Но как же моя маленькая девочка могла обидеть вашего жереб… гм… такого могучего юного господина?! Ну, настоящая бандитка! Говорите, кого-то избила? Наташенька! Ну, это ты уже слишком!

При этом она умудрялась сохранять совершенно серьезное выражение лица и иногда даже, сурово сдвинув брови, поглядывала на Наташу, изображавшую раскаивающуюся Магдалину.

— Просто удивительно, что она не покалечила еще кого-нибудь. Там ведь, вы говорите, было много людей? И на них она не бросилась? Даже странно, что только вашему оболду… умнице досталось. Но я обещаю обязательно с ней поговорить.

Клонье изобразила гримасу, способную, как ей казалось, разжалобить даже старую метлу, забытую в углу.

— Я требую извинений! — почуяв слабину, Торвальд-старший насел основательно. — Публичных! Завтра утром в лицее она должна при всех попросить прощения у моего сына!!!

Госпожа Клонье уже достаточно узнала Наташу и понимала, что ту проще убрать из лицея, чем заставить сделать то, чего она делать не захочет. К тому же не верила она, что девочка вот так ни с того ни с сего набросилась на Аристара Торвальда и избила его.

— Но, господин…

— Хорошо.

— Что? — Элиза Клонье даже подумала, что ослышалась. Простоявшая рядом с ней девочка за весь разговор не проронила ни слова, только губы покусывала, но сдерживалась. А тут вдруг заговорила и…

— Я согласна завтра принести публичные извинения господину Аристару Торвальду.

— Вот так бы и сразу. — Почувствовав победу, Торвальд-старший сразу успокоился. — Я лично приеду завтра утром. И если ты действительно попросишь прощения, то, возможно, я не буду настаивать на твоем исключении из лицея.

Госпожа Клонье вежливо распрощалась с сенатором, но когда закрыла за ним дверь, всплеснула руками:

— Великий, что там у вас произошло? И почему ты мне не рассказывала, что у тебя проблемы с этим…

Наташа нахмурилась:

— Простите. Я вам только неприятности доставляю.

— А-а, перестань! — Госпожа Клонье широко махнула рукой, словно хотела снести всю посуду с воображаемого стола. — Думаешь, я поверила, что ты ни с того ни с сего набросилась на этого великовозрастного балбеса и надавала ему по морде? Давай рассказывай.

Не слушая возражений, она посадила Наташу рядом с собой и, обняв, притянула к себе.

— И не бойся. Плевать я хотела на этого хама. Пусть он даже десять раз сенатор.

— Спасибо, — прошептала девочка и неожиданно для себя придвинулась к госпоже Клонье поближе и уютно устроила голову у нее на груди. — Я так испугалась…

— Ну-ну. — Женщина растерянно потрепала ее по волосам. — Ничего не бойся. Пусть только попробуют обидеть тебя. Да хоть десять раз пусть идет к директору.

— Не пойдет, — слабо улыбнулась девочка. — Думаю, он знает, по чьей протекции меня взяли в лицей. Не пойдет он против Мэкалля.

— Да пусть что хочет, то и делает. Ну-ка, рассказывай, что там происходит. И на этот раз даже не думай отделываться своей обычной фразой: «Все просто замечательно»…

— Что ж ты раньше не сказала? — всплеснула руками Элиза Клонье, выслушав историю. — Вот ведь… нехороший человек.

Наташа только плечами пожала — какой смысл? Госпожа Клонье и сама это поняла.

— В мое время такого не было… Ты поэтому согласилась извиниться? Не хотела мне хлопот доставлять?

Наташа кивнула и опустила голову.

— Ну и глупая. Если бы я знала, я бы все сказала этому хаму, что думаю о нем и его сыне. Что ж теперь делать? Так, никаких извинений! Извиняться должен тот, кто виноват! Я сама завтра с тобой пойду и…

— Подождите… — Наташа подняла голову и слабо улыбнулась. — Я, кажется, кое-что придумала. Вы ведь поможете?

— Да все, что угодно, милочка!

По мере рассказа Наташи губы госпожи Клонье все шире и шире растягивались в ехидную улыбку. Под конец она не выдержала и рассмеялась.

— Ты молодец. Что ж, раз они хотели извинений, они их получат! Эй, девочки, все сюда, у нас много работы! Срочно приготовить шелк… да, самый лучший шелк. А еще… нет, остальные ткани я сама выберу, а вы пока мастерскую готовьте, нам надо успеть до утра! Быстрее, девочки, быстрее!

Помощницы Клонье, поднятые ее зычным голосом, бросились исполнять приказы. Сама же госпожа, вооружившись своим неизменным веером, принялась старательно им размахивать, словно дирижер, руководя своим «оркестром».

Утром на площади перед лицеем собрались едва ли не все классы. Аристар Торвальд постарался, чтобы о будущем унижении его противницы узнало как можно больше народу. О том, что Призванная единственная, кто осмелилась дать отпор Торвальду, тоже слышали многие и только гадали, сколько времени последнему потребуется, чтобы разобраться с ней. И вот он, момент триумфа! Если бы Наташа повела себя в первые дни в лицее не так вызывающе, возможно, ей и стали бы сочувствовать, но сейчас… сама виновата, именно так все и размышляли. О том, что действительно произошло между новенькой и Аристаром, мало кто знал. Для них сейчас было просто бесплатное развлечение.

Наташа задерживалась… Аристар начал проявлять нетерпение. На крыльцо в сопровождении директора лицея вышел Торвальд-старший. Директор явно нервничал и тихонько пытался в чем-то убедить сенатора, но тот лишь хмуро отрицательно мотал головой и поглядывал на часы на башне.

— Я так и думал, что она испугается, — сказал он достаточно громко.

Его сын рассмеялся.

— Я не могу задерживать урок… — начал было директор.

В этот момент за оградой раздался стук копыт, и в ворота въехала роскошная карета с запряженной в нее двойкой коней. Кучер в парадной ливрее лихо направил карету к крыльцу, остановил, соскочил с козел и плавной величественной походкой прошел к дверце, распахнул ее и подал руку.