— И какие планы были на него? Очистить всю мастерскую и пользовать дочку? — зло спросил я и представил, как быстро вытяну из-за пояса пистолет.

Меня не обыскивали и оружие не забирали. Если бы подобное попытались сделать, то разговаривать я не стал бы. Пришлось бы проявить строптивость и я всю дорогу к трактиру был готов действовать

— Мне нужна компенсация за потерянное время и выгоды, — прошипел быстро теряющий свою интеллигентность бандит.

— Ты понимаешь, урка, что я не пойду на сделку с тобой? — говорил я, нависая над столом и было не важно, поймет ли он обращение «урка». — Мне проще обратиться к приятелям-гвардейцам или даже прийти с вооруженной дворней. Это я не говорю о том, что князь может посетить и обер-полицмейстера. Я не угрожаю тебе. Я только хочу, чтобы ты понял, насколько разные у нас возможности.

— От шальной пули человек не убежит. И кто такой урка? — «барон» также навис над столом.

И здесь мне в голову пришла одна мысль, которая, согласно плану, не совсем своевременна. Но вполне может случиться и сейчас.

— Сядь, барон. И просто поверь, я уйти из трактира смогу. А вот о некоторых делах стоит поговорить, — я сделал вид будто расслабился, отпил вина и продолжил уже более доброжелательным тоном. — Француз мой человек. Это не обсуждается, слишком большие деньги он станет мне приносить. И я его увезу. Второе — я знаю, что у тебя есть оружие, я знаю его стоимость, и мы будем обсуждать продажу. Не сейчас, но время такое придет. И третье, этот вопрос хочу решить, чтобы перейти к четвертому, самому главному. Есть ли в твоем мире бандитов и разбойников сирые дети?

Я не знал Барона до сегодняшнего вечера, как, впрочем, и никого из представителей преступного мира. Но я знал, что купец Пылаев предлагал мне оружие и мундиры разных полков, расквартированных в столице. Понятно, что Пылаев якшается с Бароном. Никто иной, как купчина, и мог рассказать о моих делах с ним. Отсюда я сделал вывод, что поставщиком оружия может быть именно Барон.

— Я оружием не торгую, — сказал бандит и пристально посмотрел на меня.

После того, как я пригрозил ему гвардейцами, наверное, страшно продавать мне оружие, которое было с гвардейцев и снято. А с кого еще? Солдаты, да и офицеры частенько ходят в трактиры, не без этого. Как уже понятно, в таких заведениях у криминала есть свои уши и глаза. Подпоили солдатика, упокоили, забрали все, что забирается. Вся схема.

При этом я уже сталкивался с досужими разговорами о дезертирах и о том, что в городах, особенно в столице и в Москве, чаще случаются случаи побегов из полков. И неужели никто не понимает, что большинство таких вот «дезертиров» уже лежат где-нибудь на дне или Невы, или реки Москва? Как часто бывает, все обо всем знают, но ничего не делают, чтобы не заиметь геморроя. Ну и напрочь не развита система правоохранительных органов.

— Сколько тебе нужно детей? В каких летах? И сколько ты заплатишь за них? — сказал Барон, прикусывая губу, что, как я понял, свидетельствует о его мыслительном процессе.

— Двадцать недорослей от тринадцати до пятнадцати лет, пять девочек такого же возраста. Все не калеченые, без изъянов. Девочки без уродств, красивые, — сказал я и даже не подумал о том, как это все звучит.

— Учитель, мы здесь люди грешные — это не отнять, и всяко бывает с детьми, что растут без семьи, но на такую содомию я не отдам даже этих деток. А тебя сейчас я хочу убить больше, чем тогда, когда ты влез в мои дела с французом, — зло, искренне практически рычал барон.

После такого заявления я даже несколько проникся к этому человеку. Он не спросил, сколько я готов просить за детей, но уже и обвинил в педофилии. А что? И у криминала бывают моральные принципы, сложные, малопонятные для сторонних лиц, но бывают же.

— Ты, барон, неправильно понял. Этих детей я учить буду, чтобы помощниками моими стали, а за то, что ты подумал обо мне, можно и сильно обозлиться, — сказал я, а бандит улыбнулся.

— Сирых хватает, но они приносят деньги. Так что я спрашиваю тебя, учитель, сколько платить будешь? — сказал барон, словно мысленно потирая руки.

— Два рубля за каждого, — ответил я.

И начался торг. Я чувствовал себя даже не помещиком, а самым, что ни на есть, рабовладельцем. Так легко и непринужденно, под вино, мы торгуем судьбами детей, оказавшимися беспризорными. Вот только я знаю, что могу предложить и мальчикам, и девочкам не самое плохое будущее. Уж в любом случае, лучше, чем их ожидает здесь.

Открыть специализированную собственную школу подготовки особых бойцов я планировал не раньше, чем к власти придет Павел. Впрочем, смена власти не так, чтобы сильно влияла на сроки начала такого проекта. Мне нужны специфических навыков люди к 1801 году. И думал я набирать уже людей постарше. И вот в последнем я сомневался.

Человек со сложившимся характером — это всегда сложный человек, так как он — личность. Если же с возрастом человек не становится личностью, то и мне он не нужен. И как поведет себя в той или иной ситуации самостоятельный, думающий человек, не всегда можно предположить.

Иное дело — это правильно воспитанный ребенок. Здесь можно внушить и взрастить любые ценности. Однако, все это долго и организационно не так, чтобы легко. Кроме Белакуракино организовывать такую школу негде. Пока негде. А вот, когда я стану кем-то и пойду на