Не все белоэмигрантские руководители проявляли единство во «власовском вопросе». В письме от 6 октября 1944 года фон Лампе сообщает Гегела-Швили, что Власов сейчас говорит о единении со всеми, и в том числе с эмиграцией. «В этом, кажется, навстречу ему идет все, что пока что формировалось, кроме… генерала Краснова, который, по-видимому, повторит опять свою борьбу с генералом Деникиным (во время Гражданской войны. — Ю. Ц.). Авторитета последнего тогда не хватило и Краснов подчинился потому, что ему приказали тогда французы. По аналогии надо ждать вмешательства в это дело теперь немцев. „Патриотизм“ автора монархических романов весьма относителен!»[433]

Камнем преткновения во взаимоотношениях Краснова и Власова была германская декларация о казаках от 10 ноября 1943 года. С апреля Власов официально находился под домашним арестом. С июня подразделения РОА стали переводиться с Восточного фронта на Западный, что лишало все начинание политического смысла. Руководство белого казачества, и прежде всего Краснов, опасалось, что излишнее стремление к сотрудничеству с опальным генералом Власовым может привести к потере долгожданного официального статуса казаков, объявленного в декларации.

Взаимоотношения Власова с Красновым складывались хуже, нежели с другими эмигрантскими руководителями. Одна из причин — явная прогерманская позиция казачьего генерала. Еще 30 мая 1943 года фон Лампе констатировал: «Интересно, что Власов осуждает в призыве Краснова — призыв идти за немцами и призыв присягать им… Он говорит о национальном правительстве, присяге и подчинении ему и союзе его с германской армией»[434]. 16 сентября 1943 года Краснов официально поступил на германскую службу[435]. Власов же добился своей цели. На церемонии открытия КОНР в Праге 14 ноября 1944 года немцы назовут Власова и возглавляемый им комитет своим союзником и дадут понять, что КОНР теперь признан автономной структурой — на равных началах с немцами.

21 октября 1944 года фон Лампе посетил власовский генерал Д.Е. Закутный и от имени Власова предложил ему войти в формируемый комитет. Руководитель ОРВС решил отказаться «по целому ряду причин». Официальным основанием отказа должно было явиться то, что подавляющее большинство членов комитета (из предполагаемых 104) ему неизвестно. В приказе по возглавляемому им объединению фон Лампе предоставил всем его чинам право решать вопрос о вхождении в РОА лично, отказываясь от всякого воздействия на каждого[436].

Фон Лампе известил Гегела-Швили, что тот тоже получит приглашение вступить в КОНР. «Почти уверен, что Вы им нужны как грузин, так как грузинский комитет отклонил соединение…»[437] КОНР должен был представлять различные национальности СССР, для чего в нем были созданы специальные секции. Однако значительная часть представителей национальных меньшинств предпочла создавать свои, независимые от КОНР комитеты, стоявшие на позициях сепаратизма. Это было вызвано опасением, что Власов может разделять идеологию «великорусского шовинизма», хотя это и не соответствовало действительности. Он даже не был принципиальным сторонником.

Фон Лампе не рекомендовал Гегела-Швили вступать в КОНР, но оставил окончательный выбор на его усмотрение[438]. Результатом явилось письмо Гегела-Швили Власову, написанное 31 октября 1944 года. Автор просит не делать ему официального предложения о вступлении в КОНР, так как он вынужден будет отказаться, а это может быть расценено как отказ по идейным соображениям. Сам Гегела-Швили мотивирует невозможность своего вступления в комитет состоянием здоровья и отсутствием опыта политической деятельности[439].

Это окончательное решение Гегела-Швили принял, по всей видимости, под влиянием фон Лампе. За три дня до своего обращения к Власову он получил от руководителя ОРВС письмо, в котором говорилось: «Все сосредоточилось теперь, конечно, для нас, русских, на акции Власова, а там настоящий холостой ход… Я совершенно согласен с Вами, что надо поддерживать, если… но как это установишь, когда я уверен, что сам Власов сейчас ни в чем не уверен!»[440]

В тот же день, 28 октября, фон Лампе написал еще одно письмо неизвестному адресату, которое ярко и красноречиво характеризует отношение автора к Власову: «Лозунг „ХСЧНПБ“ („Хоть с чертом, но против большевиков“. — Ю. Ц.) был вызван к жизни и исповедовался покойным Главнокомандующим (П.Н. Врангелем. — Ю. Ц.), о чем он не раз говорил мне лично»[441]. Не было бы ошибкой предполагать, что под этим лозунгом подписался бы и Власов. Но если для него «черт» — это Гитлер, то для фон Лампе «черт» — бывший генерал Красной армии Власов, а Гитлер — «естественный союзник».

После фактического отказа Краснова от сотрудничества с Власовым другие руководители казачества были вынуждены строить свои отношения с руководством КОНР по своему усмотрению. Генералы Е.И. Балабин, Ф.Ф. Абрамов, А.Г. Шкуро в общем и целом приветствовали власовское движение, но на пути сотрудничества с ним смотрели по-разному. Это зависело прежде всего от двух вещей — от того, как тот или иной руководитель казачества относился к вопросу о целесообразности сохранения над Восточными войсками немецкого командования (Власов добивался полной независимости), и от того, как атаманы представляли себе будущее казачества (в составе России или вне ее).

25 октября 1944 года Балабин писал Власову: «Казачество пойдет с Вами на освобождение России не для создания своей особой государственности. Эта мечта утопистов и авантюристов не имеет корней в сознании казачьего народа и культивируется численно ничтожной группой лиц безответственных»[442].

В этом же послании Балабин выразил надежду, что Власов привлечет к сотрудничеству в создаваемом им комитете представителя донского казачества. В качестве такового Балабин рекомендовал генерал-лейтенанта Ф.Ф. Абрамова.

В тот же день Балабин обратился с письмом к генерал-майору Ф.И. Трухину — начальнику штаба вооруженных сил КОНР. Автор письма сообщал, что возглавляет казаков всех войск старой эмиграции в Германии, Генерал-губернаторстве (Польше), Протекторате Чехия и Моравия, Словакии и Венгрии; что он подчинен В.В. Бискупскому (как начальнику Управления делами русской эмиграции). При этом подчеркивалось, что эти казаки-эмигранты не подчинены Главному управлению казачьих войск, возглавляемому П.Н. Красновым[443]. 6 ноября 1944 года Балабин подал рапорт в штаб вооруженных сил КОНР с просьбой о приеме на службу[444].