Шрифт:
Интервал:
Закладка:
90
При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.
Час пик (СПб.). 1994. 19 октября, публ. Ю. В. Зобнина и В. П. Петрановского.
Автограф в РГАЛИ (Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 87. Л. 3).
Дат.: зима 1912/1913 г. — по времени наиболее тесного общения с К. В. Мочульским (Соч III. С. 379).
Ст-ние представляет собой акростих («Николай Гумилев»).
Ст. 6. — Мочульский Константин Васильевич (1892–1948) — филолог, доцент Санкт-Петербургского и Новороссийского университетов, близкий друг Гумилева в 1912–1913 гг.; после революции — эмигрант, преподаватель Сорбонны, автор работ о Гумилеве. Ст. 9 — имеются в виду ПК, РЦ, Ж, ЧН. Ст. 10. — Мальчик — Л. Н. Гумилев, родившийся 18 сентября 1912 г.
91
ЕЛПН. 1913. № 1, с вар., Колчан.
Колчан 1923, СС 1947 II, СС I, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, Ст (Пол), БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Колчан (Р-т), Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), Круг чтения, Изб (XX век), ВБП.
Дат.: не позднее января 1913 г. — по времени публикации.
У. Росслин сопоставляет гумилевское ст-ние со ст-нием Ахматовой «Мох» (Статуя «Ночь» в Летнем саду): «Гумилев, также как и Ахматова, “присутствует” в своем стихотворении: он гипотетически восстанавливает личность Персея по позе и жестам скульптуры; он интуитивно помещает себя в сознание своего героя; он воссоздает действие, в котором участвует скульптура, представляя себя Персеем, мчащимся на следующий подвиг. Но в подходе Гумилева нет интимности, а скорее эмоциональная отчужденность...» (Rosslyn W. Remodelling the Statues at Tsarskoe Selo: Akhmatova’s Approach to the Poetic Tradition // A Sense of Place: Tsarskoe Selo and Its Poets. Columbus, Ohio, 1993. P. 159).
Персей — см. комментарий к № 1. Скульптура Кановы — шедевр творчества итальянского скульптора А. Кановы (1757–1822) «Персей с головой Медузы» (музей Ватикана).
92
При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.
Автограф — в РГАЛИ (Ф. 512. Оп. 2. Ед. хр. 3-а. Л. 15 об.).
Дат.: 26 января 1913 г. — по датировке К. М. Азадовского, Р. Д. Тименчика (см.: Русская литература. 1988. № 2. С. 175).
Ст-ние представляет собой акростих. Случевский К. К. (1837–1904) — поэт, прозаик, организатор так называемых «Пятниц Случевского» — литературного кружка, который после смерти организатора стал носить его имя. Этот кружок в конце 1900 — начале 1910-х годов посещал Гумилев (см.: Азадовский К. М., Тименчик Р. Д. К биографии Н. С. Гумилева (вокруг дневников и альбомов Ф. Ф. Фидлера) // Русская литература. 1988. № 2. С. 171–186). Данное ст-ние написано во время конкурса на заданные акро-рифмы (помимо гумилевского, в той же ед. хр. находится сонет Н. Н. Вентцеля). В ст-нии присутствуют реминисценции из произведений Случевского «Элоа», «Мефистофель в пространствах» и «Полишинели».
Ст. 4–6. — Ср.: «Когда его бессмертная полюбит / И, правду видя в лжи, обманет ложь» («Элоа»).
93
При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.
Соч I, Рус. литература. 1988. № 2, публ. К. М. Азадовского и Р. Д. Тименчика.
Автограф — в альбоме М. И. Вентцель (собрание М. С. Лесмана).
Дат.: 26 января 1913 г. — по датировке К. М. Азадовского и Р. Д. Тименчика.
94
ЕЛПН. 1913. № 2.
ПС 1922, с вар., ПС 1923, с вар., СС II, СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, Кап 1991, СС (Р-т) II, Соч I, СПП, СП (Ир), Круг чтения, Русский путь, ВБП, МП, Русский сонет 1987, Сонет серебряного века, опеч.
Дат.: не позднее февраля 1913 г. — по времени публикации.
«Стихотворение открыто обращено к тютчевскому переживанию “злой жизни” (“Итальянская villa” Ф. И. Тютчева), которая здесь трактуется Гумилевым как “потустороннее” присутствие “исторической энергии”, “темного бремени”, доставшегося в наследство от призрачного прошлого» (Зобнин Ю. В. Странник духа // Русский путь. С. 47).
Вилла Боргезе — римская достопримечательность, дворец племянника папы Павла V (Камилло Боргезе) кардинала Шипионе Кафарелли Боргезе. Построена на конфискованные богатства семьи Ченчи, обладает знаменитыми коллекциями произведений искусства и используется ныне как художественная галерея.
95
Гиперборей. 1913. № 6, март.
СС II, СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Ст (XX век), Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) II, Ст (М), Изб (Х), Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), СП (К), Круг чтения, Русский путь, вар. автографа, ВБП, МП.
Автограф с вар. — в архиве Лозинского. В ст. 4 вместо «запах трав, и в блесках» ранее было: 1) «огнедышащая», 2) «блеск холмов, плывущих в». В ст. 7 вместо «Ряды в бездонном» ранее было: «За царством в вечном». В ст. 8 вместо «Тебе завещанных» ранее было: «И не оплаканных». После строфы 6 ранее было:
И в содроганьях темной плоти,
И в скорби духа, что погас,
Как Пленников Буонаротти,
Через века он видит нас.
Дат.: не позднее марта 1913 г. — по времени публикации.
М. Б. Мейлах и В. Н. Топоров обращают внимание на «достаточно романтический образ Данте, унаследованный от символизма» в стихотворении «Флоренция», и сближали подобную трактовку образа Данте с трактовкой Блока и В. Комаровского, одновременно указывая на расхождения с «дантовскими» мотивами у Мандельштама (см.: Мейлах М. Б., Топоров В. Н. Ахматова и Данте // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. 1972. № 15. P. 31–32). «Образ Данте-изгнанника из стихотворений Гумилева “Флоренция” и “Ода Д’Аннунцио” развивается впоследствии в стихотворении Ахматовой 1936 г. “Данте”, с возможной аллюзией на судьбу самого Гумилева (стихотворение было написано в августе (месяце казни Гумилева) и начинается словами: “Он и после смерти не вернулся...”)» (Davidson P. Akhmatova’s Dante // The Speech of Unknown Eyes: Akhmatova’s Readers on her Poetry. Nottingham, 1990. P. 220). «В стихотворении “Флоренция”, — пишет Н. П. Комолова, — личные воспоминания перерастают в горькую память об историческом прошлом <...> Самоуглубление и мучительные воспоминания позволяют поэту более остро воспринять историческую судьбу Флоренции, в которой он вслед за Александром Блоком видит прежде всего трагические стороны <...> Стихотворение “Флоренция” звучало в России в то время весьма злободневно. Контраст между расцветом искусства и гнетущей общественно-политической атмосферой был характерным и для России начала XX