небе” и акмеист в пьесах, напечатанных в “Аполлоне”?» (Шершеневич В. Г. Футуризм без маски: Компилятивная интродукция. М., 1913. С. 38). В советском литературоведении сохранилась подобная же критическая тенденция в подходе к акмеизму: «В большинстве случаев слишком очевидна была их связь с поэзией символизма. Заметна она была и в “Пятистопных ямбах” Н. Гумилева, в которых экзотические мотивы переплетались с туманной символикой ставших уже традиционными поэтических образов (“И умерли слепящие мечты”, “Одна любовь сковала нас цепями, что адаманта тверже и светлей” и т. п.); лишь изредка проступают здесь живые чувства, не зашифрованные сложным шифром поэтического иносказания» (Тимофеева В. В. Поэтические течения в русской поэзии 1910-х годов. Поэзия акмеизма и футуризма. Н. С. Гумилев, А. А. Ахматова, О. Э. Мандельштам, В. Хлебников // История русской поэзии: В 2 т. Л., 1969. Т. 2. С. 372). Характерно, что Т. П. Голованова, исследуя лермонтовские традиции в русской поэзии XX века, видела в «Пятистопных ямбах» лишь разложение неоромантического мировиденья, «разрушение традиции, раздробление ее на элементы, терявшие связи с общим духом единой когда-то системы» (Голованова Т. П. Наследие Лермонтова в советской поэзии. Л., 1978. С. 29). Особое внимание историков русской литературы XX века привлекал «автобиографический» смысловой пласт ст-ния, история крушения любви лирического героя. Большинство исследователей склонны видеть здесь рассказ поэта о разрыве с Ахматовой (см.: Хейт. С. 45). «Имя Анна, заключенное парономастически и анаграмматически (в де соссюровском смысле) в различных сегментах текста, — писал о “Пятистопных ямбах” М. Б. Мейлах, — кристаллизуется в имени донны Анны из легенды о Дон Жуане в строфе, посвященной возвращающимся кораблям: <цит. ст. 7–16. — Ред.>. Впоследствии реминисценции этой легенды, кстати, изучавшейся Ахматовой в связи с ее работой о “Каменном госте” Пушкина, были введены ею в “Поэму без героя” и заняли в ней важное место» (Мейлах М. Б. Об именах Ахматовой: 1. Анна // Russian Literature. 1975. № 10–11. P. 55). В. К. Размахнина указывает на связь «ахматовской» темы в ст-нии Гумилева с любовной метафизикой лирики А. А. Блока: «...Облик женщины — строго величавой — соотносим не только с конкретным именем, но с представлением о Вечной Женственности, оставляющей поэта. Не случайно возникает сходство с блоковской строкой: “Ты в синий плащ печально завернулась...”» (Размахнина В. К. Серебряный век: Очерки к изучению. Учебное пособие. Красноярск, 1993. С. 87). Однако О. Н. Высотский доказывал, что прототипом героини ст-ния была О. Н. Высотская (см.: Высотский О. Н. Семейная хроника Гумилевых // Гумилев Н. С. Золотое сердце России. Кишинев, 1990. С. 722). Любопытное наблюдение над образностью «любовного» эпизода ст-ния — безотносительно к проблеме прототипа героини — делает О. Клинг, отметив перекличку «Пятистопных ямбов» и ст-ния В. Хлебникова «Передо мной варился вар...» (1909): «Хлебников узнаваемо отобразил приметы стиля Гумилева эпохи “Романтических цветов”, акцентируя внимание на экзотизмы, добавив к этому стилевому воссозданию неожиданно возникшую метафору с пауком:

Младой поэт с торчащими усами,

Который в Африке

Видел изысканно пробегающих жираф к реке,

К нему подошел и делал пальцами, как пробегает по стене паук...

Можно предположить, что в одном из своих вершинных произведений, которому и сам Гумилев придавал особое — акмеистическое — значение — “Пятистопных ямбах”... Гумилев как бы “возвращает”, но теперь в виде ироничного автопортрета, читателям пародийный портрет, созданный Хлебниковым» (Клинг О. Стилевое становление акмеизма: Н. Гумилев и символизм // Вопросы лит-ры. 1995. № 5. С. 109). На связь «любовного эпизода» и «масонской темы» ст-ния указывает М. Баскер: «В этом самом откровенно масонском из всех стихотворений Гумилева, опубликованном в качестве иллюстрации к теоретическим соображениям об акмеизме, отрешение от всякой привязанности к женщинам описывается непременным условием для начала сооружения храма в духе суровой устремленности, несомненно <...> с оглядкой на храм основоположника масонства Хирама <...> Следует также учесть, что “Пятистопные ямбы” заканчиваются призывом неназванного Мастера к “каменщикам всех времен и стран”. Т. е. Гумилев <...> явно придерживался широкой “духовной” концепции масонства, не подлежащей строго-определенным историческим или географическим границам» (Basker B. Gumilyov’s «Akteon»: A Forgotten Manifesto of Acmeism // Slavonic and East European Review. 1985. Vol. 63. P. 514).

Ст. 1. — Наяда — в греческой мифологии нимфа источников, ручьев, озер. Ст. 2. — Южный Крест — созвездие, наблюдаемое над Средиземным морем. Ст. 11. — См. комментарий к № 4. Ст. 12. — Вечный Жид, или Агасфер — персонаж христианской легенды позднего средневековья, свидетель крестного пути Христа, отказавший Ему в отдыхе и обреченный за это на вечные скитания. Ст. 15. — Имеются в виду картины, привезенные Гумилевым из Абиссинии по возвращении из путешествия 1910–1911 гг. Этим картинам была посвящена специальная статья «Искусство в Абиссинии», где помещены репродукции картин «Лев с крестом», «Созерцание кометы», «В абиссинской деревне», «Раб, копающий ров вокруг лагеря в пустыне», «Пророк Самуил верхом на льве» и триптиха «Царица Савская и Соломон» («Прибытие царицы Савской в сопровождении своей абиссинской свиты ко двору царя Соломона», «Искушение Соломона царицей Савской», «Царь Соломон благословляет сына своего от царицы Савской, первого абиссинского негуса Менелика I») и даны комментарии к ним (написанные со слов или самим Гумилевым?). «Существуют две школы (течения) живописи, — говорится в заключении статьи об абиссинском искусстве, — гондарская с большим влиянием европейцев (изящная, с уклоном к реализму) и анаксберская (византийское влияние, живопись чисто церковная) — искусство крайне древнее; но памятников старинных почти не сохранилось» (см.: Синий журнал. 1911. № 18. С. 12). В «Африканском дневнике» Гумилев упоминает еще об одной картине — складне, на котором изображены Дева Мария с Младенцем и святой с отрубленной ногой (см.: Соч II. С. 257). Этот складень был подарен им академику Б. А. Тураеву, другая часть коллекции попала к Е. С. Кругликовой, которая передала ее в Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Санкт-Петербург), несколько картин приобрел впоследствии П. Н. Лукницкий, две из них воспроизведены в кн.: Жизнь поэта (вклейка между с. 160–161). См. об этом также: Огонек. 1987. № 15. С. 21. Ст. 20. — Дух Земли — персонаж из первого действия философской трагедии И.-В. Гете «Фауст»: он покинул героя трагедии, который не мог вынести его ужасного вида. Ст. 22. — Автореминисценция раннего ст-ния «У меня не живут цветы...» Ст. 25. — Левант — см. комментарий к № 4. Ст. 27–30. — Здесь излагается известный эпизод индийской эпической поэмы «Наль и Дамаянти» (вольный перевод В. А. Жуковского),