— Вчера я долго не могла прийти в себя, — наконец произнесла Дженнифер, ставя чашку на блюдце. — Я должна… извиниться за свое поведение. Ты, наверное, решил, что я ненормальная.

— Тебя можно понять — не каждый день видишь человека, восставшего из мертвых.

— Да, ты прав, — слегка улыбнулась она.

Они взглянули друг другу в глаза и тут же отвернулись. Дженнифер налила в чашки еще чая.

— Где ты сейчас живешь?

— Я жил в Нью-Йорке.

— Все это время?

— А зачем мне было возвращаться?

После долгого молчания она заговорила снова:

— Ты хорошо выглядишь. Очень хорошо.

Она была права: невозможно жить на Манхэттене и выглядеть как попало.

На этот раз он вернулся в Англию с целым гардеробом дорогих костюмов и набором новых привычек: горячее бритье, начищенные ботинки и полный отказ от алкоголя.

— А ты — просто замечательно, Дженнифер.

— Спасибо. Надолго в Англию?

— Возможно, что и нет. Наверное, снова уеду за границу, — сообщил он, вглядываясь в ее лицо и пытаясь угадать ее реакцию, но Дженнифер лишь потянулась за молочником. — Нет-нет, спасибо, — поднял руку он.

Рука застыла в воздухе, как будто Дженнифер ругала себя за забывчивость.

— И что тебе предлагают на этот раз? — спросила она, кладя сэндвич ему на тарелку.

— Они предлагают мне остаться здесь, но я хотел бы вернуться в Африку — ситуация в Конго вышла из-под контроля.

— Значит, там сейчас опасно?

— Дело не в этом…

— Хочешь снова оказаться в гуще событий?

— Да. То, что там происходит, очень важно. К тому же меня бросает в дрожь от одной мысли остаться за письменным столом. Последние несколько лет… — Энтони запнулся, пытаясь подыскать подходящее выражение: «Последние несколько лет в Нью-Йорке не дали мне сойти с ума?», «Научили меня жить без тебя?», «Не дали мне броситься на гранату в какой-нибудь войне?» — Последние несколько лет я провел с пользой, — закончил он. — Редактору нужно было увидеть меня в ином свете, и это произошло. Но сейчас я хочу двигаться дальше, хочу вернуться к своему призванию.

— А твое призвание обязательно связано с опасностью? Ты не можешь выбрать что-нибудь поспокойнее?

— Я похож на человека, который перебирает бумажки и переставляет папки с места на место?

— А как же твой сын? — с улыбкой спросила она.

— Мы почти не видимся. Его мать хочет, чтобы я держался от него подальше, — ответил он, глотая чай. — Какая ему разница, куда писать: в Нью-Йорк или в Конго…

— Наверное, это тяжело…

— Да… да, тяжело.

В углу заиграл струнный квартет, и Дженнифер обернулась.

Несколько долгих секунд он мог безнаказанно разглядывать ее профиль, слегка вздернутую верхнюю губу. С болью в сердце Энтони понял, что никогда не полюбит никого так, как любил Дженнифер Стерлинг. Прошедшие четыре года ничего не изменили, пусть пройдет еще десять — вряд ли что-то станет иначе. Она снова повернулась к нему, но он молчал, понимая, что стоит ему открыть рот, как он расскажет ей все, вывернется наизнанку, словно смертельно раненный солдат, которому уже нечего терять.

— Тебе понравился Нью-Йорк?

— Думаю, там мне было лучше.

— Где ты жил?

— На Манхэттене. Знаешь, где это?

— Не совсем… — призналась она. — Ты… ты женился?

— Нет.

— А девушка есть?

— Да, мы встречаемся.

— Она американка?

— Да.

— Замужем?

— Нет, как ни странно.

— У вас серьезные отношения? — не моргнув и глазом, продолжала она.

— Пока не решил.

— Ты совсем не изменился, — робко улыбнулась она.

— Ты тоже.

— Неправда, — тихо произнесла Дженнифер.

Он умирал от желания прикоснуться к ней, смахнуть весь чертов сервиз со столика и обнять ее. Внезапно он пришел в ярость от этой дурацкой обстановки, от всех этих формальностей. Вчера вечером она вела себя странно, но, по крайней мере, он видел, что она находится во власти искренних чувств.

— А ты как? Все хорошо? — спросил он, поняв, что она не собирается заговаривать первой.

— Хорошо? — переспросила она сонным голосом. — Не знаю. И хорошо, и плохо. Как у всех.

— Все еще ездишь на Ривьеру?

— По возможности стараюсь больше там не появляться.

«Из-за меня?» — чуть было не спросил он. Дженнифер показалась ему совершенно безжизненной. Где же ее чувство юмора? Куда делась страсть? Куда ушло сияющее очарование, переполнявшее ее до краев и прорывавшееся наружу то неожиданным взрывом хохота, то бесконечными поцелуями? Она стала какой-то бесцветной, как будто не осталось ничего, кроме холодных, идеальных манер.

Струнный квартет на мгновение умолк. Едва сдерживая гнев, Энтони спросил:

— Дженнифер, зачем ты меня сюда пригласила?

Она безумно устала, вдруг понял он, но при этом ее лихорадит — на скулах проступили пятна румянца.

— Прости, — продолжал он, — но мне не нужны сэндвичи. Я не хочу сидеть тут и слушать эту дурацкую струнную музыку. Если я чего и заслуживаю, восстав из мертвых после четырех лет забвения, так это права не сидеть с жеманным видом, попивая чай, и не вести светскую беседу.

— Я… я просто хотела увидеть тебя…

— Знаешь, когда я вчера увидел тебя там, в зале, я все еще злился на тебя… Все это время я думал, что ты предпочла мне его — его и тот образ жизни, который он может тебе предложить. Я постоянно спорил с тобой, ругал тебя за то, что ты не ответила на мои последние письма…

— Не надо, прошу тебя! — подняла руку она.

— И тут я встречаю тебя, и ты говоришь мне, что собиралась уехать со мной. Мне приходится заново обдумать все, что крутилось у меня в голове последние четыре года, все оказалось неправдой.

— Энтони, давай не будем об этом, не говори о том, как бы все могло быть, — умоляющим тоном попросила она, кладя руки на стол перед собой, словно выкладывая игральные карты. — Я не выдержу…

Они сидели напротив друг друга: безупречно одетая, элегантная женщина и напряженный мужчина. С горькой усмешкой Энтони подумал, что со стороны они, видимо, кажутся достаточно несчастными, чтобы их сочли супружеской парой.

— Скажи мне одно, — снова заговорил он. — Почему ты так предана ему? Почему ты осталась с человеком, который не может сделать тебя счастливой?

— Наверное, потому, что я предала его. — Она посмотрела ему в глаза.