Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдохнув поглубже, я задержала дыхание. Будто готовясь нырнуть в ледяную воду Исиды. Ты будешь свободен, Крейн. Еще пара минут и ты навсегда избавишься от того, что не принадлежало нам самим. Осколки чужой давно прошедшей жизни, превратившие тебя в убийцу. Только, не ты, мой друг. Столько раз ты спасал меня и перешел черту. Больше ты этого не сделаешь, Эрик.
В этом тоже не было эгоизма.
Тогда почему меня гложет чувство вины?
Может быть от того, что в этот раз Я хотела всех спасти? Получить признание собственной силы. Получить, наконец ее. Почувствовать власть над чужой жизнью.
Хотела стать хоть кем-то.
В этом и был мой эгоизм.
Но разве это плохо — хотеть жить по настоящему? Не быть Валери — Воином Рабосом, вторым сортом, ребенком, выращенным на убой. Женой Осириса Крейна, которую тот вытащил из мусора то ли из жалости, то ли от внутренней извращенности и непокорности общим устоям. Больше никогда не быть сошедшей с ума. Не видеть глаза матери, наполненные ненавистью.
Не слышать к себе обращения по чужому имени, будто меня и не существует вовсе. Исида. Единственное, что кто-либо когда-то любил во мне даже не было частью меня.
Перестать быть дочерью Оливера.
Разве это было не чистое и искреннее желание?
Все, что я хотела оставить из прошлой жизни, все, чего не хотела лишаться, никто не смог бы у меня отнять. Единственное дорогое для меня.
Безмолвная, умоляю.
Пусть я останусь матерью Макса.
Чувства, которых лишался некромант при переходе. Считалось, что именно это давало способность ясно мыслить. Это и убеждало меня еще сильнее. Не чувствовать больше. Из всего того, что происходило со мной от момента рождения, лишь сын был единственным, что хотелось сохранить.
Ведь чтобы спасти его будущее, я была здесь.
Огонь, отбрасывающий тени, потух. Пора. Чьи-то потоки тянули меня за руки к выходу. Мягко, без нажима. Скоро я смогу видеть их. А пока только почувствовала ласковое прикосновение к голой коже. Перерождение. Пожалуй, я буду называть это так.
Поляна, залитая луной. Поэтично. На самом деле я была где-то в другом месте, а это лишь иллюзия. Чтобы казалось, будто мы со Старейшим лишь одни. Скоро исчезнет и он. Так было нужно. Чтобы послушник мог быть спокоен и чист в своих мыслях. Я встала на колени, протягивая вперед руки, повернутые ладонями наверх. Мягкая и ласковая трава под ногами. Я могла поклясться, что почувствовала ее запах. Очень хорошая иллюзия.
Старейший подошел, бесшумно ступая по зеленому насту. Его балахон шевелился при каждом шаге, оголяя ноги, покрытые письменами Безмолвной. Сколько же лет ему было? Я опустила голову, глядя под ноги. Скоро все закончиться.
Зажигая пучок дурман-травы, Старейший приближался. Дым словно растворялся в воздухе, но я знала, что сейчас вдыхаю его. Про эту часть нам рассказывали. Не это было страшным.
Не разжимая губ, Старейший заговорил прямо в моей голове.
— По твоим венам течет жизнь, Дочь. Готова ли ты отдать ее?
— Как повелит Безмолвная, Старейший, — ответила я, плотно сжимая губы.
Взяв мою правую руку, некромант быстрым движением рассек вены возле самого сгиба локтя. Не дернулась, выдержала. Старейший отпустил ее, а я коснулась пальцами земли, чувствуя, как густой быстрый поток потек вниз по коже к самой земле. В Царство Безмолвной.
— В разуме твоем поселились желания, Дочь. Готова ли ты отдать их?
— Как повелит Безмолвная, Старейший.
Холодные пальцы коснулись левой руки. Резкое движение лезвия. И вот я уже опустила вторую руку, на веки заключая себя в объятия Безмолвной.
— Тело твое защищает Дар Всевышнего. Готова ли ты отдать его?
— Как повелит Безмолвная, Старейший, — сглотнув слюну, я моргнула, снимая пелену, застилавшую глаза.
Почему сейчас перед взглядом вдруг был сплошной серый туман? Будто знакомый аромат, какой-то свежий и одновременно теплый? Так выглядят сомнения, Безмолвная? Что это?
— Мертвое — мертво, Дочь.
Руки Старейшего коснулись моей головы. Сухие губы прижались к волосам, подготавливая. Не бояться. Дурман-трава поможет. Все не так страшно. Это лишь перерождение.
Потоки жизни старейшего обволакивали меня в кокон, охватывая каждый миллиметр энергии. Я ощущала тепло и спокойствие. Он успокаивал потоками, помогая. Забирая страх. Кокон становился плотнее, заполняя собой все пробоины, каждую трещину в энергии. Сжимаясь, становясь теснее. Было уже невыносимо жарко, но я терпела. Да, это стоит того.
Я люблю тебя, сынок.
Старейший резко развел руки в стороны, а я подавилась собственным криком. Шок. Безмолвная смилостивилась надо мной. В ту же секунду, как Старейший разорвал кокон энергии, я потеряла сознание. Будто со стороны я видела, как Старейший вдавливал каким-то свечением рваные ошметки тусклой энергии в мою грудь.
Серый туман стоял перед глазами, обволакивая все мое существо.
Как же тепло.
Очнувшись, резко села на каменном полу. Тело болело, будто меня били. Я потянулась, разминая затекшие мышцы. Сколько я была у Безмолвной? Раны на руках уже начали затягиваться, а кожа на губах потрескалась. Жутко хотелось пить. Старейший вошел незаметно, внимательно разглядывая меня.
— Приветствую тебя, Дочь. Ты приняла Дары.
Кивнув, я смотрела на свои побелевшие руки. Пальцы тряслись, а тело плохо слушалось. Получилось?
Но почему тогда внутри ничего не изменилось?
Безмолвная, что произошло?
Прохлада морга на этот раз не помогала привести мысли в порядок. Прислонившись к стене и запрокинув голову назад, я лишь ждала, когда все закончиться. Да и о каком порядке могла идти речь? Что все они сейчас собирались найти? Подсказку?
Да куда уже. Разобрались, все. Кажется теперь я понимала, почему обычно главный герой ничего и никому не рассказывает. Чтобы не видеть вот этот бестолковый цирк вокруг. Но когда это могло остановить спасителя всея и всех Эрика Крейна? Не мне же стать главным героем, правда?
Какое же чувство вины жило в тебе, Осирис, если ты так старательно пытался загладить то, что сделал? Это оно убивало тебя, сжигая изнутри? Отсюда выбросы и рваные ошметки энергии? Почему сейчас меня так злят эти бестолковые попытки найти другой выход?
Ты смирилась с этим, Валери?
Предназначение Рабоса, Воина — это вечное сражение. Неужели я сама ищу смерти, не найдя ее там, где она ждала всех нас? Тогда дурой была я, а не все они. Но… Разве сейчас больше всего на свете мне не хотелось жить?
Взяв в руки подсохший уже бутерброд, я пыталась не подавиться. Кажется, что слюны не осталось. Еда не лезла, но нужно было хоть что-то запихнуть в себя. Странно было