Эшли ощутила тошноту и страх. Ей хотелось надеяться, что Коулман преувеличивает. Она не могла поверить, что Кейси так жестока. И еще она испытывала искушение взбунтоваться, схлестнуться с Коулманом и спросить, зачем же он последовал за своей женой в Портленд, если она так ужасна. Разумеется, Эшли знала ответ. Коулману нужны деньги Кейси. Она не стала спорить с Рэнди еще и потому, что была обязана ему жизнью.

– Звучит ужасно, – промолвила она.

– Это самое худшее, что мне довелось пережить. – Коулман уставился невидящим взглядом вдаль, его голос звучал глухо и отстраненно. Эшли подумала, что он говорит правду.

– Что ж, девочка, желаю тебе удачи. Она тебе очень понадобится с такой сукой-матерью.

– Глубоко ожесточенный человек, – задумчиво пробормотала Эшли, когда Коулман оказался вне пределов слышимости.

– И ты бы ожесточилась, если у тебя из-под носа только что уплыли миллионы долларов, – усмехнулся Джерри.

– Так они и уплыли, – пожала плечами Эшли. – И я нисколько не страдаю по этому поводу.

Джерри расхохотался:

– Ты поразительная женщина!

По дороге к автостоянке Джерри казался всецело погруженным в свои мысли. Когда сели в машину, он не сразу завел мотор.

– Что-нибудь не так? – спросила Эшли.

– Я просто размышлял. Тебе ведь надо каждый месяц вносить плату за квартиру. Она, конечно, неплоха, но... А у меня есть дом, в котором я живу, и он слишком велик для одного...

Эшли несколько мгновений недоуменно взирала на Джерри, потом нахмурилась.

– Предлагаешь мне переселиться к тебе?

– Да. Именно это я и пытаюсь сформулировать.

– Для юриста ты бываешь весьма невразумителен.

– Ну так что скажешь?

Эшли наклонилась через сиденье и поцеловала своего адвоката.

– Я буду рада сожительствовать с тобой, Джерри.

Конвоиры вели закованного в наручники Джошуа Максфилда в комнату для свиданий. Один упирал дубинку в его ребра, тычками и окриками подгоняя, хотя в этом и не было никакой необходимости. Другой не говорил ничего. Максфилд понимал, что протестовать бесполезно, и сохранял стоическое молчание.

Эрик Свобода, новый адвокат Максфилда, поднялся с пластикового кресла. Он был ростом с баскетболиста, с шеей тяжелоатлета и могучим торсом путевого обходчика. У него была также громадных размеров голова, а челюсть выдавалась вперед точно гранитный уступ. Он уже встречался с клиентом, когда Максфилду предъявили иск за побег и нанесение телесных повреждений Барри Уиллеру. Максфилд подозревал, что именно физические кондиции нынешнего адвоката явились главной причиной его назначения. Председательствующий судья решил перестраховаться. И Джошуа оставалось лишь надеяться, что умственные способности нового защитника соизмеримы с его габаритами.

Охранники вышли из комнаты свиданий, но еще один остался стоять в коридоре, наблюдая за собеседованием через окно. Свобода хотел протянуть подзащитному руку, но сообразил, что руки Максфилда скованы таким образом, что их нельзя протянуть более чем на несколько дюймов.

– Вижу, вас скрутили, как индейку ко Дню благодарения, – заметил адвокат.

– Я был бы вам очень признателен, если бы вы добились у суда разрешения снять что-то из ограничений, – вежливо произнес Максфилд.

– Попробую, но особенно не обольщайтесь. Все с ходу заводятся, услышав вашу фамилию.

Максфилд выглядел подавленным, на губах появилась смущенная улыбка.

– Полагаю, мне некого винить, кроме самого себя.

– Кстати, пока не забыл... – сказал Свобода. – Я читал "Туриста в Вавилоне". – Максфилд выжидающе и с надеждой поднял на него взгляд. – Я вообще-то не большой любитель книг, но эта мне понравилась.

– Как и большинству читателей, – промолвил Максфилд.

– Однако книга завоевала награды.

– Да, несколько! – гордо отозвался Максфилд. – Она стала бестселлером общенационального масштаба.

– Вы ведь сочинили и другую книгу, верно? – уточнил Свобода.

– "Родник желаний", – ответил Максфилд, и улыбка его угасла.

– Я слышал, что она уже не имела такого успеха, как первая.

– Критики оказались слишком глупы, чтобы ее оценить, вот и понесли по кочкам, – с горечью проговорил Максфилд. – Эта шайка всегда старается подрезать крылья тому, кто вознесся слишком высоко и быстро.

– Как случилось, что вы так долго не принимались за следующую книгу?

Максфилд вспыхнул.

– Написание литературного произведения нельзя искусственно ускорить! Я серьезный автор, создающий настоящие, большие книги, а не литературный поденщик. Я не штампую всякую халтуру!

– Канцелярия окружного прокурора к набору документальных улик против вас присовокупила экземпляр вашей новой книги. Я ее немного почитал. Не очень-то возвышенно все это выглядит.

– Необходимо понимать, какую задачу я ставил. Моя книга – это исследование человеческого безумия. Как на самом деле устроен человеческий ум? Как получается, что человек выглядит нормальным, имеет семью, детей и вообще производит впечатление психически здорового, ничем не отличающегося от нас с вами, и при этом носит в себе демона, побуждающего его совершать чудовищные поступки? Вот что я исследую – глубины человеческой души!

– Да-да... конечно, но вот Дилайла Уоллес считает, будто вы описываете убийства, которые сами совершили.

Руки Максфилда сжались в кулаки.

– Я художник. Художники используют свое воображение, чтобы на бумаге создавать мир столь же реальный, как и тот, что существует вокруг нас. Если она уверена, что написанное мной реально, значит, я преуспел в своей задаче. Но преступления в моем романе есть продукт моего воображения! Если бы я действительно убил людей, которые там описаны, это было бы предательством по отношению к моему искусству. Моя книга была бы не более художественной вещью, чем репортерская заметка о дорожной аварии. Неужели вы не понимаете, что я никогда бы не смог совершить то, что она вменяет мне в вину? Это было бы полнейшей изменой моему ремеслу! Я не виновен в тех преступлениях!

– Я разговаривал с Барри Уиллером. Он говорит, вы ему тоже твердили о своей невиновности – аж до той минуты, когда хладнокровно шарахнули его по башке и отобрали одежду.

Максфилд залился краской.

– Как там Барри? Надеюсь, не очень на меня злится.

– Зря надеетесь. Всякий раз, как я упоминаю ваше имя, мне приходится выслушивать такой набор бранных слов, который мне бы в голову не пришло соединить в одном предложении.

– Мне очень жаль, что пришлось нанести ему урон, однако я убежден, что меня бы осудили, пойди я на этот процесс. Мне требовалось время отыскать улики, которые бы меня реабилитировали.