Мохнатые гости нашей столицы дружно разразились аплодисментами.

– Слышь, дружище, давай обниму! – Старший медведь до хруста смял моего разносторонне одарённого учителя. – Мы тут по музеям ходили, скульптуры трогали, в фонтане малыша купали, а не скажешь ли, чё нам ещё б посмотреть?

– В-вот, часы на-а… башне. – Лис с трудом вернул себе дыхание, задирая голову. – Биг-Бен был построен в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году, изначально так назывался самый большой колокол, названный в честь сэра Бенджамина Холла, а впоследствии…

– Да ну, – надулся капризный медвежонок. – У вас тут такие часы на каждом углу!

– Вы ошибаетесь, юноша, Биг-Бен один.

– А я говорю, что мы с мамой уже видели такие!

Теперь уже смущённая мама добавила сынуле по заднице в воспитательных целях.

– Это невозможно, так как… – Мой наставник вздрогнул, хлопнул себя ладонью по лбу, жутко выругался непонятным русским матом, потом поочерёдно пожал лапы всем трём медведям и бросился вперёд таким быстрым шагом, что мне пришлось бежать.

Он и раньше так делал, но хотя бы оборачивался, подмигивал, давал какой-нибудь знак, проверяя, иду ли я следом. Это уже было даже чуточку обидно, словно он совсем не дорожил мною или был абсолютно уверен, что я прямо-таки обязан бегать за ним, как собачка на поводке. В общем, долго размышлять было некогда, я едва догнал его через полквартала.

– Часовщик из Лиона, почему? Да потому что местный не возьмётся за такое и под угрозой жизни. Биг-Бен знают все, это достопримечательность, о нём романы пишут. Преступники читают книги? Читают! И чтут традиции! Мы все их чтим, поэтому на улицах Лондона с десяток уменьшенных копий Биг-Бена, и каждая из них может стать оружием! Но зачем? Против кого? Кто мимо них поедет? Королева? Нет, вряд ли. Члены палаты лордов, генералы, премьер-министр с приближёнными? Ох, да кто станет ради них так заморачиваться? Лично я бы не стал.

– Тогда ради кого? – запыхавшись, успел спросить я.

Лис посмотрел на меня отрешённым взглядом и пробормотал:

– Если не ради своего, то, значит, ради чужого. Это же очевидно.

Мне пришлось стукнуть себя по затылку за собственную глупость. Да, да! Ведь инспектор Хаггерт говорил о том, что их почему-то достало французское посольство. Не дожидаясь приказа, я выхватил газету у пробегающего мимо енота, сунул ему кулак под нос и быстро прочёл вслух:

– «Новый посол Франции приступает к своим обязанностям на следующей неделе». Новый посол! Может быть, цель именно он?

– «Может быть» тут явно лишнее.

– Да, сэр!

– Предположим, что старина Хаггерт должен обеспечить безопасную встречу французского посла. Конечно, от порта до посольства его будут сопровождать сотрудники Скотленд-Ярда, но что они могут сделать, если на каком-нибудь перекрёстке вдруг взорвётся циферблат уличных часов? Разве это можно предотвратить?

Лис обернулся ко мне, но я его опередил:

– Видимо, можно, если вы берётесь за это дело, да, сэр?

Мой учитель поперхнулся невысказанным поучительным монологом, закашлялся, постучал себя кулаком в грудь и пару раз кивнул, признавая мою правоту.

– Маршрут от пристани в центр города только один. Мы пройдём его весь, завтра времени уже не будет. Эй, кебмен! Подбросите нас в порт?

– Я, я! Натюрлих!

Мне стало плохо от одной мысли, что нас повезёт германец, но увы, лондонский конский профсоюз давно стал международным. Крепкий бурый голштинец дал свисток, скрипнули колёса, и мы покатили под громогласную декламацию Гёте или Шиллера, я их плохо различаю. Как по мне, так вся немецкая поэзия напоминает военные марши. Впрочем, в данном случае речь шла о ином…

Когда мы доехали и расплатились, я не удержался, в лоб спросив кебмена:

– Скажите, сэр, почему вы все поёте? Неужели нельзя дать возможность клиенту проехаться в тишине?

– Но как это возможно, джентльмены? – честно удивился голштинец, округляя глаза. – Ведь это ваша национальная традиция! Кебмен всегда должен петь! Нас так учили в профсоюзе.

– Пресвятой электрод Аквинский, да что вы знаете о…

– Держу пари, это кто-то из чиновников миграционной службы неслабо повеселился, – шепнул мне наставник, деликатно оттаскивая меня от горячего, но абсолютно бессмысленного спора. – Мальчик мой, а сбегай-ка вон туда, в управление, и узнай, когда и во сколько прибывает ближайший пароход из Франции. Заодно уточни, есть ли суда спецрейсов, перевозящие важных лиц или дипломатов.

– Да, сэр. Слушаюсь, сэр. Но сначала я выскажу этому надутому швабу всё, что накипело…

Я даже не смог бы вам объяснить, каким волшебным образом Лис развернул меня на сто восемьдесят градусов и дал такого пинка, что я мог бы долететь до Чаринг-кросского вокзала, если бы не стукнулся носом в вывеску «Билетная касса». Блямс!!!

Больно до жути. Зато окошечко сразу отворилось.

– Чего надо? – глянул на меня сонный кассир с синим лицом и мешками под глазами.

– Я хотел бы узнать о прибытии французского посла.

– Парень, ты в курсе, что это закрытая информация?

Перед синелицым вдруг появилась фунтовая купюра. Человек в кассе жадно сглотнул, вытянул дрожащую лапку и сгрёб деньги.

– Завтра в шесть часов пополудни мы примем частное судно из Франции, а кто на нём прибудет, будет знать только Скотленд-Ярд.

Окошко захлопнулось.

– Деньги идеальный спутник разговора, – значимо заявил месье Ренар, из ниоткуда возникая за моей спиной. – Осталось вызвать кеб и прокатиться до французского посольства.

– А мы не можем прогуляться пешком? – взмолился я.

Мой учитель подумал и кивнул: почему бы и нет, погода хорошая, дождик не идёт, а лондонская осень давно воспета всеми поэтами мира. Мы неспешно пошли вдоль по улице, я пинал опавшие кленовые листья, Лис пребывал в лёгкой задумчивости, что не мешало ему деликатно увёртываться от случайных прохожих и вежливо касаться края цилиндра, когда мимо цокала каблучками какая-нибудь изящная красотка.

Все ближайшие к порту кварталы были традиционно заполнены маленькими отельчиками, кабаками, трактирами, лавками скупщиков, разными увеселительными и торговыми заведениями. Здесь никогда не смолкал шум, не закрывались двери, тут днём и ночью толкались толпы народа всех профессий, языков, возрастов и наклонностей.