сейчас видел перед собой «Сессну Модель А», отличающуюся от оригинала незначительными деталями. Остекление кабины чуть другое, ещё какие-то мелочи, что и не вспомнить с первого раза. А так один в один, как две капли воды. Хотя вот вроде бы вместо хвостового костыля должен быть дутик или нет?

– Так вы говорите, Николай Николаевич, что Чкалов уже летал на этом самолёте?

– Двенадцать часов налёта, – с гордостью кивнул Поликарпов.

– Без всякого опыта вот так просто взял и полетел?

– У Валерия Павловича врождённый талант, если нужно, он и на калитке от забора полетит. Но вообще-то этот самолёт в полёте не сложнее велосипеда, а где-то даже и проще, так как велосипеды не летают. А для посадки вообще нужно отпустить управление, и он самостоятельно приземлится, – Николай Николаевич вдруг с подозрением прищурился. – Уж не хотите ли вы сказать, Василий Иосифович…

Красный ухмыльнулся:

– И сказать хочу, и летать хочу. Самолёт заправлен? Позовите рабочих, чтобы выкатили птичку из ангара.

Поликарпов с категорическим возражением помотал головой:

– Только в присутствии Валерия Павловича! И только завтра утром!

Вася собирался поспорить, но откуда-то из-под крыла вынырнула Лизавета Бонч-Бруевич и кивнула:

– Правильно, завтра утром все полетаем, а то сегодня можем не успеть до темноты. Николай Николаевич, у вас найдётся комбинезон моего размера?

– И нам, и нам! – захлопали в ладоши Вера с Катей. – Как называют девушек-пилотов, пилотессы или авиатриссы?

– Ведьмы на мётлах, – тихонько пробормотал Василий, прекрасно понявший, что с живого с него уже не слезут. – Самоубийцами их зовут, солнышки мои!

– Все солнышки? – уточнила Лиза.

– Все, – подтвердил Красный. – Особенно ты.

Лизавета победно посмотрела на подруг и показала им язык:

– Господин назначил меня любимой женой![9]

Заночевать решили в центре города, неподалёку от кремля, в недавно построенной пафосной гостинице с видом на Волгу. Четыре люкса обошлись лишь чуть меньше стоимости нового автомобиля, и Вася обиделся на жадных нижегородцев. Обида выразилась в наложении заклинания, побуждающего любого владельца здания ежегодно проводить капитальный ремонт в стремлении достичь никому не ведомого идеала. С выселением постояльцев, разумеется, потому что желание это могло появиться в самый неожиданный момент. И ужинать в местный ресторан не пошли, решив посетить рекомендованные книгами Алексея Максимовича Горького чайные и трактиры.

Вот в чайной «Столбы» Красного и перехватил жандармский офицер из Нижегородского отделения ОКЖ:

– Василий Иосифович, как замечательно, что я вас нашёл! – поручик, представившийся Андреем Александровичем Ждановым, излучал просто неземное счастье. – Дело на контроле у самого Феликса Эдмундовича!

Красный вопросительно поднял бровь, чему долго тренировался перед зеркалом, и ещё вслух спросил:

– Допустим, матушка часто пребывает в этих чувствах, но при чём здесь Феликс Эдмундович?

Поручик Жданов с опаской покосился на девушек, делающих вид чрезвычайно занятых ужином особ, и доверительно зашептал, склонившись к самому уху:

– Случайно услышал разговор… На Первомайский бал в Гатчину прибывает представительная делегация из Испании… Инфанта принцесса Астурийская… Международный скандал из-за вашего отсутствия…

У Лизы Бонч-Бруевич оказался прекрасный слух, и, промокнув губы салфеткой, она мило улыбнулась:

– А ты у нас, Васенька, международный кобель!

– Вася не виноват! – Вера Столыпина встала на защиту Красного и добавила непонятное: – А эту сову мы тоже разъясним!

– Но сначала, – вмешалась в разговор Катя Орджоникидзе, – пусть господин Жданов разъяснит, что ему нужно от нас.

– Как что нужно? – удивился жандарм. – Императрица Татьяна Николаевна требует срочного возвращения в Петербург.

– А откуда она узнала о моём прибытии в Нижний Новгород?

– Нас кто-то предал, – решила Вера. – И кто это мог быть? Я никому не говорила о поездке, только родителей по телефону предупредила.

– А я с ямской станции телеграмму послала, – сообщила Катя. – Но тоже никому постороннему не говорила.

– О моей поездке знали только дедушка и папа, – сказала Лиза. – А кто же тогда мог нас предать?

Девушки переглянулись и дружно выдохнули:

– Жандармы выследили!

Вера взмахнула рукой, и поручик Жданов вдруг широко зевнул, похлопал непонимающими глазами и прилёг на стоявшую поодаль лавку. Через минуту он уже сладко похрапывал и улыбался во сне. Наверное, ему снились генеральские эполеты.

– Ну и зачем? – спросил Красный.

– Он мог нам помешать, – пожала плечами Верочка. – А у нас на сегодняшний вечер другие планы. Не так ли, девочки?

На следующее утро Красному пришлось ехать на завод в гордом одиночестве по самой уважительной причине – девушки осуществили свои планы на вечер. Точнее, приступили к их осуществлению. Лиза Бонч-Бруевич, лежавшая в своём номере с мокрым полотенцем на больной голове, объяснила, что ночью они втроём разыгрывали какое-то первенство. Непонятно какое, но Лизавета его выиграла. И для храбрости заказала в гостиничном ресторане бутылку мадеры. Потом ещё одну. А потом Катя Орджоникидзе предложила не маяться дурью и перейти на коньяк, который, как известно, является напитком героев.

– Я ведь хотела… – едва заметный румянец выступил на зелёном от возлияния лице Лизаветы. – Впрочем, у меня ещё две попытки. Теперь оставь нас в покое, бесчувственный болван, и распорядись принести рассолу.

Вот потому и поехал на завод в одиночестве.

Но там ему не дал скучать Чкалов, решивший доказать превосходство лётчиков-испытателей над какими-то там лейб-гвардейцами. И всё ревниво косился на ордена.

– Валерий Павлович, – укорил его Вася, – вы перед кем лихостью бравируете? Хотите разбить экспериментальную машину на глазах владельца завода?

– Кто владелец завода? – удивился Чкалов.

– Я, – скромно признался Красный.

– А мне никто ничего не говорил. Думал, нового испытателя прислали.

– И всё равно это ничего не меняет, Валерий Павлович.

Удивительно, но увещевание подействовало, и Чкалов из воздушного хулигана на какое-то время превратился в осторожного и вдумчивого испытателя, чутко реагирующего на любое неправильное поведение машины. За четыре дня список замечаний и пожеланий к технике увеличился до восьмидесяти трёх пунктов.

Да, и самостоятельно взлететь у Василия получилось только через четыре дня. Сначала на «Стрекозе», так похожей на «Сессну» из будущего, а потом на «Чайке». Поликарпов был готов уступить и выпустить в небо раньше, но Чкалов порекомендовал дождаться установки рации и только потом лететь.

Вася дождался установки радиоаппаратуры и поднялся в небо с непонятным непосвящённому человеку восторгом. Но осторожничал, чётко следуя ещё не написанным инструкциям и наставлениям, где каждая строчка – это чья-то кровь.

Полетал немного в междуречье Волги и Оки, несколько раз имитировал штурмовку товарного поезда на железной дороге, сделал пару фигур высшего пилотажа и на посадку заходил в прекрасном расположении духа.

На земле его встретил сияющий Поликарпов:

– Василий Иосифович, завтра будет готов второй самолёт, и нам уже есть что показать императору!

– Без вооружения? Это несерьёзно, Николай Николаевич.

– Пушки обещают не раньше