Поехали. Лица людей посветлели, будто в самом деле какое-то чудо свершилось; свежий ветерок потек в окна и люки, вымывая спертый, выдышанный воздух… Да, сначала ветерок приятен, но вот «ПАЗ» набрал скорость, ветер окреп и похолодал. Наталья Сергеевна чувствует, что поспешила снять кофту, – простыть после такой парилки можно запросто. А просить, чтоб окна прикрыли, бесполезно – молодежь взбунтуется. Стала вынимать кофту обратно.

– Чего не стоится-то? – в ответ на случайный толчок пихнул ее стоящий сзади мужчина; еще, конечно, поворчал: – И возятся, и возятся…

Миновали двухэтажные, обшитые почерневшей вагонкой бараки, какие-то безлюдные, давно умолкшие заводики, и начался загородный пустырь. По пустырю, меж курганчиков мусора, бродят скучные, серенькие коровенки, выискивая подходящую траву. Следом за ними тащится пацаненок-пастух лет двенадцати, помахивает скакалкой… «Не много же молока они здесь нагуляют», – подумала Наталья Сергеевна и вспомнила свою Милу – гладкая и всегда спокойная, степенно радостная; с выпаса возвращалась царицей, нет, какой царицей… матерью скорее, кормилицей. Прошлой осенью пришлось продать за полторы тысячи, когда муж слег. Деньги испарились в мгновение ока: ушли на еду, на лекарства, на поездки в город за лекарствами…

Скучный пейзаж пустыря сменяет дачный городок на опушке соснового бора – строящиеся коттеджи из красного кирпича. Сперва они, помнится, раздражали народ, обязательно кто-нибудь цедил презрительно и угрожающе: «У-у, буржуины, лепят замки себе. Ничего, их и здесь достанут! Как раз все в одном месте – легче будет…» Но щелкает год за годом, а коттеджи все никак не достроятся, некоторые, наоборот, разрушаться начали – видно, и буржуям не очень-то сыто живется. Да к тому же участочки у них соток по десять – двенадцать, один дом половину земли занимает. Пародия какая-то, а не дачи.

Почти вся жизнь Натальи Сергеевны прошла в небольшом, но столичном городе, в четырехстах километрах отсюда, по ту сторону Саянских гор… Еще в середине девятнадцатого века пробрались туда, за границу Российской империи, русские и основали поселения, распахали утоптанную овечьими отарами землю, засеяли хлебом. Худо-бедно уживались с местным народцем – тувинцами, перенимая друг у друга полезное в быту, культуре. В сорок четвертом году Тува присоединилась к Союзу – стала последним приростом СССР; через горы, по извилистому Усинскому тракту, поползли караваны грузовиков; вместо кочевых юрт поднялись благоустроенные дома-многоэтажки, Дома культуры, кинотеатры, задымили заводские трубы. А в девяносто первом обожгла терпимую вроде жизнь цепь погромов и убийств. Из сел в столицу республики и самый русский по населению город стали съезжаться дети и внуки тех, кто эту республику «поднимал и окультуривал». А из города вскоре поехали дальше, за Саяны, «в Россию». Были дни, когда по мосту через Енисей проходило по десятку «КамАЗов» с контейнерами. Наталья Сергеевна провожала их, глядя из окон своей трехкомнатной квартиры с видом на реку, на далекие горы, за которыми Красноярский край – русская земля…

По семейному преданию, их род, Шаталовых, появился в Туве – тогда еще Урянхае – чуть ли не одновременно с первопроходцами-казаками. И бабушка, и мать Натальи Сергеевны лежали в этой земле, уцелела и избенка, где Наталья Сергеевна родилась. Но вот пришло время уехать… Дети, а их было трое тогда, выросли, старшие – дочь и сын – давно уже устроились от Тувы подальше, муж, электромеханик, родом из-под Новосибирска, тоже все уговаривал переехать, да и возраст подходил к пенсионному – потянуло в сельскую местность, к земле, животине… «Чего тут ждать? – спрашивали друг друга, а скорей самих себя «некоренные» и отвечали-предполагали: – Вот протянем, может, придется и пешкодралом через Саяны чесать. Даже староверы обратно в Россию стекаются, а у них-то нюх – о-го-го!..»

Покружив по югу Красноярского края, муж Натальи Сергеевны выбрал для переезда Малую Кою – село довольно большое, места вокруг живописные: рядом сосновый бор, пруд рыбный, километрах в семи Енисей, и от райцентра не слишком-то далеко… Продали квартиру, ухоженный садовый участок с домиком и тепличками, гараж бетонный, в селе же купили трехкомнатную избу, огород при ней в пятнадцать соток. Перевезли вещи, стали обустраиваться на новом месте.

Многие переехавшие, кого встречает теперь Наталья Сергеевна, жалуются, что не могут прижиться, что преследуют их напасти и неудачи. То одно, то другое, словно бы какие-то силы за что-то мстят. И природа, и люди, и земля – всё не то, всё не так…

Не обошли беды и ее семью. Во-первых, обворовали в первые же дни, как переехали, – ночью, прямо в ограде, вытащили из «Москвича» аккумулятор, запасное колесо, детали, какие в багажнике были, еще по мелочам… Собаку тогда завести не успели, да и не думали, что так воруют. А оказалось – постоянно начеку нужно быть, спать вполглаза, курятник, летнюю кухню, сараи запирать надежными замками… Конечно, вызвали тогда участкового, в милицию городскую звонили, но те ошарашили ответом: «А, это каждую неделю бывает. Сторожить надо лучше. Сами разбирайтесь».

Потом выяснилось, что огородом здесь заниматься – дело сложное. С водой проблемы, напорная башня не действует, и пришлось забивать скважину; полмесяца муж с сыном Юрой каждый день с утра до ночи кувалдой по трубе стучали, по сантиметру сквозь скальный пласт ее двигали. К тому же накрывают село выбросы алюминиевого завода (он километрах в пятидесяти от Малой Кои, но все равно достает, да и направление ветров способствует). После этих выбросов – черными туманами их здесь называют – даже картофельная ботва словно бы обугливается, не говоря уже о помидорах, огурцах, перце – они только под целлофаном… А на огород в смысле зарабатывания денег очень рассчитывали. Три теплицы поставили, но выращивать столько, чтобы всерьез торговать, все равно не получилось. И спрос на овощи в этих краях не такой, как в Туве, – здесь каждый в общем-то имеет свой клочок земли, еще со времен декабристов земледелием занимаются…

Много, да, много неприятностей, бед было за последние годы, но все они тускнеют, все отступают перед одной… Смерть Юры застилает остальное… Начал учиться в педагогическом училище в городе, двадцать три было ему, как раз за год до переезда вернулся из армии. И вот однажды во время сильного ветра возвращался в общежитие… а перед тем перестилали шифер на крыше и не закрепили несколько листов… Сорвались, и один ребром прямо на Юру… Говорят, наказали кого-то за халатность; похороны РСУ на себя взяло, которое ремонт крыши осуществляло… Теперь лежит сынок на новом кладбище, что растет за северным концом города в бесплодной каменистой степи. Добраться туда без машины – эпопея целая: от ближайшей автобусной остановки километра три пешком, петляя меж предприятий, складов, очистных сооружений…

На похороны приезжали старшие – сын Андрей из Новосибирска и Ольга, дочь, из Кемерова. Нехорошо они себя повели, не напрямую, но дали понять, что родители виноваты – переехали, мол, в какую-то глухомань, деньги профукали (а за квартиру, дачу, гараж удалось выручить копейки – многие тогда продавали), и Юре пришлось в общаге ютиться… Пять лет с тех пор прошло, и вот только этой весной кое-как отношения с Ольгой стали налаживаться, но благодаря тоже печальным обстоятельствам. Разводится она с супругом, делят двухкомнатку, судятся, и пока что Ольга привезла сыновей – шестилетнего Вадика и двухлетнего Юру – родителям. В апреле привезла, второпях, как сказала, на пару недель, почти без сменной одежонки, а уже июль кончается, до холодов недалеко… Конечно, радость, что рядом внучата, а с другой стороны… Как вот их оставлять без пригляда, когда торговать уезжаешь? Муж-то лежит.