понимаю, радоваться ли мне или напиться от отчаяния. Что, блть, мне нужно делать?

Когда Ольга сообщила, что беременна, меня словно ведром с холодной водой облили. Я не хотел ни детей, ни семьи. Когда сейчас я читаю сообщение от Суриковой, на меня падает водопад ледяных плотных струй, сбивающих с ног. Но пятнадцать лет назад я хотя бы был молод, чтобы можно было списать на горячность и бушующие гормоны, а когда тебе 37 и на висках поблёскивают редкие седые волосы, которые, априори, должны сообщать о приобретенной за годы мудрости, но по иронии судьбы лишь доказывают, что в моем случае седина — не признак мудрости, а старости…

50. Константин

У меня неплохие для Хулиганки новости, но даже они могут не лучшим образом повлиять на стабильное состояние Суриковой, которого врачам удалось добиться за прошедшие трое суток. «Стабильно удовлетворительное, но с сохраняющейся угрозой», — так мне ответил лечащий врач Юльки, рекомендуя исключить из сегодняшнего нашего разговора все эмоциональные факторы.

И вот я стою перед дверьми в палату и подбираю слова, которые совершенно не складываются во фразы. Делаю несколько предупреждающих стука и толкаю дверь вперед. Юлька лежит на сгибе локтя левой руки, а второй удерживает телефон. Она замечает меня сразу, но на ее лице даже вскользь не пролетает ни одной эмоции. Полное равнодушие.

Возможно, это из-за успокоительных средств, которые она получает вместе с основными препаратами.

Выключает телефон и убирает на прикроватную тумбочку, следит за каждым моим шагом, и я чувствую на себе ее острый взгляд. При всей внешней отстранённости, уверен, моя Хулиганка обижается. Я выпал на три дня, так и не ответив на сообщение. Мне необходимо было время, чтобы подумать и подготовить документы для первого слушания. Представляю, до каких масштабов могла накрутить себя Сурикова, расценивая мое молчание.

Опускаю пакеты со всякой всячиной на стол, а сам усаживаюсь рядом на свободный стул.

— Как самочувствие? — смотрю на девчонку, выглядящую румяной и свежей, относительно тех дней, когда видел её в последний раз.

Молча пожимает плечами.

Сейчас она настолько юна, что на мгновении мне становится стыдно за то, что я вообще смог допустить нашу интимную связь. Чем я думал?

— У тебя здесь уютно, — обвожу палату взглядом под ее тяжелый вздох. Согласен, что несу полный бред. Но я не знаю, с чего необходимо начать разговор, а моя Хулиганка мне нисколько в этом не помогает. — Обижаешься?

Ни одной живой эмоции, ничего того, за что бы я мог зацепиться. Всё так же громко молчит, чем принуждает меня нервничать. Молчании и Сурикова — вещи несовместимые, поэтому я начинаю переживать, хоть и прекрасно понимаю, с чем двадцатилетней девчонке приходится справляться, а я, как последний мудак, не тороплюсь разделить с ней нашу общую проблему.

— Юль, я виноват…

— Можешь не переживать, я тоже не хочу этого ребенка. Поэтому…

— Ты больная, что ли? — вскакиваю со стула, отчего тот с грохотом валится на пол. Сурикова вздрагивает и испуганно округляет глаза. — Так и знал, что додумаешься до подобной херни. Думаешь, я пришел, чтобы уговаривать тебя на аборт? Юля!?

Даже произносить это слово мне невыносимо больно.

Петли на моей рубашке трещат по швам, а пуговицы готовы разлететься по разным сторонам от того, насколько мощно моя грудная клетка вздымается. Изо рта просятся наружу ругательства, но я сдерживаюсь, припоминая наставления врача об эмоциональном спокойствии. Поднимаю стул и отворачиваюсь к окну. Мне нужно успокоиться.

— А разве нет? — доносится в спину, пробивая насквозь. Я, конечно, не плюшевый мишка, но, черт, и не такое дерьмо, чтобы считать меня ничтожеством, способным избавиться от собственного ребёнка.

Возможно, меня бы смогли оскорбить ее слова, если бы я примерно что-то такого не ожидал, но дело в том, что именно так, я и думал. Поэтому списываю ее выпад на скачущие гормоны и тот апокалипсис, который сейчас происходит.

Ладно.

Нужно успокоиться самому и успокоить ее. Отстукиваю по подоконнику незатейливый ритм кончиками пальцев и разворачиваюсь. Глаза Суриковой влажные, а лицо раскраснелось. В который раз проклинаю себя за то, что когда наши пути были близки к пересечению, я ничего не сделал, чтобы эти две прямые линии прошли параллельно друг другу. В который раз ненавижу себя за то, что не обладаю достаточной эмпатичностью и не могу разделить с ней эти волнующие мгновения. Если бы с ней рядом был молодой парень, уверен, он нашел бы, что ей сказать: импульсивно, не задумываясь, от сердца, а не так, как я — подбирая каждое гребаное слово.

Подхожу к кровати и присаживаюсь на край. Свободной от ортеза рукой провожу по распущенным волосам моей Хулиганки. Прикосновение выходит нежнее, чем я планировал, и напряжение, натянутое между нами, начинает трещать. Вижу это по закрывающимся от удовольствия глазам девчонки. Массирую кожу ее головы, зарываясь пальцами глубоко в волосы и понимаю, что неимоверно скучал. И в чем бы я сейчас себя не убеждал, эта девушка с сиреневыми концами волос — мой маленький мир, в котором беспокойно, порой невыносимо, но в нем спасительный воздух, который необходим мне для жизни.

— Знаешь, я ведь уже смирилась с тем, что ты не придешь, — неожиданно тихо шепчет моя Хулиганка. Моя рука замирает. — Всегда знала, что у нас не взаимно. Это я навязала тебе себя, это у меня к тебе чувства. А ты… — малышка обхватывает мою ладонь и прижимает к щеке, — … ты всегда был предельно честен со мной. Но привязывать беременностью я тебя не собиралась, — ее голос тонет в шуме, доносящимся из коридора.

Заблуждается. Так глубоко, но обоснованно. Я ведь ни разу ей не говорил о том, что чувствую, когда как она открыто о них кричала. И сейчас не она должна чувствовать себя виноватой, а я в том, что позволил в себе сомневаться.

— Я знаю, — поглаживаю большим пальцем нежную скулу. — Потому что это я тебя привязал. Это был мой продуманный масштабный план, — улыбаюсь.

— Как? — Юлька вытягивается струной и округляет глаза.

— Вот так! А ты как думала? Я старый, пожилой человек, мне скоро нужен будет уход, а ты молодая и… — прохожусь по ее совершенно непривлекательному, в домашних трениках и в мужской широкой футболке, виду, — … аппетитная! И как, позволь мне узнать, я бы смог тебя удержать возле себя? М-м? — здоровой рукой пробираюсь под футболку и дотрагиваюсь до кожи ее живота. Юлька вздрагивает, а ее взгляд наполняется светом. Наконец-то. Моя Хулиганка, наконец, ожила.

— Кость, ты сейчас серьезно?