— Мой тесть.

Она прикусила ноготь.

— Сенатор Колмэн?

— Да.

Хизер натянула на себя одеяло.

— Прости…

Я оделся, пошел в палату к Эбби и обнаружил сенатора там.

— Сэр, могу я с вами поговорить?

— Моя единственная дочь лежит здесь и борется за жизнь. А ты… — Он с размаху ударил меня по лицу. Я ощутил едкий вкус крови. — Не смей больше со мной разговаривать.

— Сэр, это не то, что вы думаете.

Тут же я получил второй удар, разбивший мне губу. Сенатор устремил на меня дрожащий палец. В углах его рта заклубилась пена.

— Убирайся с глаз моих.

— Я не уйду.

Он посмотрел на Эбби и погладил ей ступню, потом взглянул на часы и шагнул к двери. На пороге сенатор обернулся.

— Сейчас она слишком слаба. Это… ее убьет. Она утратит волю к жизни. Но… когда она выздоровеет, а она выздоровеет, я расскажу ей правду. Что ты будешь делать до тех пор — твоя проблема.

— Сэр…

Он вышел, даже не посмотрев на меня. Когда Эбби очнулась, ее скрутило от боли. От лихорадки взгляд у нее остекленел. Но она улыбнулась мне.

— Привет…

Через два месяца сенатор стал донором, когда Эбби понадобилась вторичная пересадка костного мозга — операция, которая, по слухам, столь же мучительна для донора, как и для реципиента.

Это не помогло.

9 июня, утро

Я вошел на кухню и обнаружил, что Боб, Пит и Ракета смотрят прогноз погоды. Репортер в желтом плаще стоял под дождем, и ветер раздувал его волосы, точно птичьи перья.

— Ураган «Энни» задержался над Персидским заливом примерно на неделю, активно всасывая теплую воду. Шестого июня «Энни» медленно двинулась через Северную Флориду и Южную Джорджию, где выпало огромное количество осадков…

На экране появилась кружащаяся красно-зеленая масса. Я сообразил, что «глаз» урагана минует нас, обойдя с юго-востока, но заденет Окифеноки. У нас будет мало дождя, зато достаточно торнадо.

Репортер продолжал:

— Двинувшись на северо-запад, «Энни» затем свернула в сторону и направилась на северо-восток. — Он изобразил, каким именно образом «Энни» свернула. — Покинув залив, ураган замедлил скорость и превратился в тропический шторм. Поскольку он только что встретился с холодным атмосферным фронтом, который движется с севера, может пройти некоторое время, прежде чем дожди прекратятся. Учитывая внушительные размеры «Энни», ее неторопливое трехдневное перемещение по территории Штатов напоминает то, как морж ползет по льдине. — Он шагнул к камере и понизил голос: — Нечто шумное, неприятное, грозное и очень медленное. Люди начинают подумывать о том, чтобы сменить автомобили на лодки: мы прогнозируем рекордный уровень подъема воды в Северной Флориде и Южной Джорджии.

Репортер явно гордился собой. Он стоял, широко улыбаясь, и его лицо было мокрым от дождя.

Боб посмотрел на безоблачное синее небо за окном и что-то буркнул. Он надел кепку и шагнул к двери.

— Лучше я проверю сам.

— Разве это не опасно?

— Смотря как близко подберешься.

Эбби появилась на кухне со шприцем в руках. Она облокотилась о стол, и Ракета лизнула ей ногу. Жена заговорила, держа за щекой леденец:

— Мы иде-е-о-ом?

Попугай кружил по столу.

— Черт возьми! Черт возьми!

Боб покачал головой.

— Я пытался научить его каким-нибудь новым словам, но… — Он пожал плечами. — Пит чертовски религиозен. Только и говорит, что о Боге и черте. Да, Пит?

Птица захлопала крыльями.

— Дева Мария! Дева Мария!

Я шепнул Эбби:

— Милая, у нас осталось только два.

Жена сняла колпачок и протянула мне шприц.

— Будем наде-е-е-яться, чтохва-а-атит надо-о-олго… — Она снова посмотрела на Боба и наморщила лоб. — Мо-о-ожно?

Тот попытался пошутить:

— Ты что, выпила?

— Хоте-е-елось бы мне…

— А ты чертовски упряма.

— Вся в отца, — вмешался я.

— Будет трясти. Если даже на карусели у тебя кружится голова…

Эбби кивнула, и я сделал ей инъекцию дексаметазона.

— Ты уверена? — спросил Боб. Она снова кивнула:

— Да-а-а… при одном усло-о-овии…

— Каком?

— Я хочу сделать… «м-м-мертвую пе-е-етлю»…

Он улыбнулся.

— Думаю, что смогу это устроить. Мы подошли к самолету. Боб спросил:

— Ты что-нибудь знаешь об этих штуках?

— Знаю, что они бывают сине-желтые. У них есть пропеллер, четыре крыла и два колеса.

Он ласково погладил фюзеляж.

— Это «Стирмэн кадет». Во время Второй мировой войны ими укомплектовали военно-морские и военно-воздушные силы. Они сражались на разных фронтах. Их выпускали до 1945 года. Всего около десяти тысяч штук.

— Что-о-о? — переспросила Эбби. Меня слегка смутила дата «1945».

— Хм… значит, эта крошка уже довольно старая?

— Я ее всю перебрал собственными руками.

— Наверное, потратил уйму времени?

Боб улыбнулся.

— Вот уж чего мне хватало. Священник, лишенный сана, — подозрительное существо. Здесь, в верховьях, я — летчик. На все остальное людям плевать, лишь бы у них не погиб урожай. Итак, это двухместный биплан. Дерево, сталь и ткань. Приземляется при помощи невыдвижного хвостового колеса. После войны правительство списало тысячи таких самолетов. Одни принимали участие в соревнованиях по пилотажу, другие перешли на службу в иностранные ВВС, а большинство переоборудовали в поливальщики.

Боб подошел к задней части самолета и коснулся странной трубки, из которой торчали какие-то насадки.

— Если оборудовать машину всякими поливочными приспособлениями, стандартного мотора в двадцать две лошадиных силы оказывается недостаточно. Большинство самолетов, в том числе мой, — он погладил «Стирмэн» так, как гладят дорогой автомобиль, — снабдили новеньким мотором R-985. Примерно сорок пять лошадиных сил — то есть вдвое больше первоначального. Мы летаем низко над землей, и такой мотор позволяет сохранять контроль над машиной.

Мне все это казалось нереальным. Но я промолчал. Боб продолжал, обращаясь скорее к самолету, нежели к нам.

— Без пассажиров и груза эта крошка весит почти тонну. Размах крыла — девять с половиной метров, длина корпуса — семь метров. Раньше развивала максимум сто девяносто восемь километров в час, а с новым мотором летает на высоте трех тысяч метров со скоростью восемьсот километров.