Пока Рон брился и принимал душ, эта восхитительная перспектива не шла у него из головы. Интересно, какой из них произведет на нее самое сильное впечатление? Конечно же «вестингауз»! Он готов был голову на отсечение отдать, что девочка в жизни не видела ничего похожего на этот замечательный аппарат. А еще нулевая модель «гувера» — таких пылесосов во всем мире осталось только три. Может быть, он ей еще и «убийцу пыли» — «геркулес» покажет, а заодно объяснит, как в 1800-е годы энергия вырабатывалась ручными насосами. Это станет для нее одновременно и уроком истории, и уроком естествознания.

Хотя с пылесосами придется пока подождать. Эдит Турнбал, старая подруга матери, зазывала его с утра, чтобы сначала он отсоединил ее торшер с замененной проводкой, а потом посмотрел, что случилось с центральным распределителем вытяжки.

Но это не страшно. Мысли о пылесосах и о том, что лучшие из них снова окажутся в комнате и Рэчел будет их рассматривать, окончательно привели его в чувство.

Нэнси погасила сигарету и вернулась в дом, чтобы приготовить Рону завтрак по потрясающей новой диете: стакан апельсинового сока, яйцо всмятку, кусочек тоста с маргарином и чашечка черного кофе.

Рон спустился вниз точно по расписанию — в семь тридцать.

— Знаешь, — сказал он, подвинул себе стул и сел, — я тут подумал, что мог бы ей сегодня с утра показать мои пылесосы.

— Сегодня утром?

— Ну, не всю, конечно, коллекцию. Три или четыре. — Он разбил чайной ложечкой яичную скорлупку. — Это будет ей как наглядный урок, который должен вызвать интерес к технике.

— Может, ты и прав, — ответила Нэнси, прикинув, что в любую минуту сможет прервать это занятие, если Рэчел начнет зевать от скуки. — А разве тебе не надо ехать к госпоже Турнбал?

— Я вернусь от нее через полчаса. Мы сможем перенести рисование на то время, когда она смотрит телевизор.

Рон быстро поел, запивая еду кофе. Когда он уехал, Нэнси приготовила завтрак себе и Рэчел. Теперь по утрам она делала одно и то же: апельсиновый сок, ломтики бананов с яблоками, омлет и овсяную кашу с тростниковым сахаром.

Осторожно подняв поднос — она не доверяла полностью больной ноге, — Нэнси пошла в подвал. Не успела она спуститься, как услышала всхлипывания.

— Уже иду! — крикнула она, но от волнения выронила ключ.

Прежде чем она нашла его и открыла дверь, казалось, прошел час. Ногу свели судороги. Уже около кровати нога подвернулась, и она упала на кровать рядом с Рэчел, клубочком свернувшейся на боку.

— Что у нас стряслось?

— Эти работорговцы… они…

— Нет, нет, нет. — Понимая, что сопротивления не будет, она взяла всхлипывающего ребенка на руки. — Тебе просто кошмар приснился, моя дорогая, вот и все.

— Тот мужчина, он посадил меня в клетку…

— Тише, тише. Нет никакого такого мужчины. Был, да весь вышел.

Она освободила одну руку и ударила себя кулаком по сведенной судорогой ноге. Другой крепче прижала к себе Рэчел. У нее возникло странное ощущение, будто всхлипы из груди девочки переходят в ее собственную грудь. Казалось, они пронизывают все ее тело, доходят до больной ноги и каким-то невероятным образом эту боль смягчают. А когда всхлипы стихли, утихла и боль.

Какое-то время они обе лежали не двигаясь. Во дворе лаяла Таша.

— Вот видишь? — сказала Нэнси. — Ты здесь с Ташей, со мной и Роном в целости и сохранности. Тебе все это во сне померещилось.

Рэчел высвободилась из ее объятий.

— Мне нужно в ванную, — сердито сказала она.

Потом девочка сосредоточила все внимание на завтраке и не хотела ни о чем разговаривать. В конце концов она бросила вилку на пол и крикнула:

— Я знаю, что это был только сон! Хватит мне об этом говорить! — Глаза ее наполнились слезами. Они стали такими светло-голубыми, что казались незрячими. — Я к маме хочу, — всхлипнула она.

— Да, я понимаю… — с состраданием откликнулась Нэнси.

— Неужели я хотя бы минутку не могу поговорить с ней по телефону?

— Дорогая моя…

— Ну тогда хоть письмо я могу ей написать?

Нэнси попыталась представить, с каким это сопряжено риском. На бумаге останутся отпечатки пальцев, но… их можно будет стереть.

— Когда я была в научном лагере, — настаивала Рэчел, — я писала ей каждый день.

— Ну…

— Пожалуйста!

— Ладно, только очень коротенькое.

Рэчел вскочила на ноги.

— Только ничего не пиши ни про меня, ни про Рона. Даже про Ташу. И про мастерскую ничего не пиши.

— Не буду, не буду, не буду!

— Лучше нам это с тобой сейчас сделать, пока Рон не вернулся. Но сначала давай обсудим. О чем ты хочешь написать?

— Я бы ей вот что написала, — ответила девочка и тут же стала говорить так, будто письмо было подготовлено заранее: — Дорогая мамочка, я очень, очень сильно тебя люблю. И очень по тебе скучаю. И по Феликсу скучаю. Не забудь, что ему скоро надо делать прививку. Скучаю по Мике. Надеюсь, он чувствует себя лучше. Надеюсь, Осмо и Хэппи не хандрят из-за моего отсутствия, как хандрили прошлым летом. — Внезапно на ее лицо набежала тень, и она сказала Нэнси: — Они почти ничего не ели…

— Да, для собак это много значит, — согласилась Нэнси.

— …Со мной все в порядке, — теперь уже медленнее продолжала Рэчел. — Поэтому беспокоиться обо мне не надо. У меня чудесная комната, телевизор с большим экраном, мягкий белый ковер, совершенно новый синтезатор и…

— Погоди-ка, — перебила ее Нэнси.

Рэчел резко обернулась.

— Не надо писать «совершенно новый». Это значит, что он был недавно куплен, и полиция сможет найти магазин, где Рон его купил.

— …И синтезатор, на котором я много играю. Когда все станет спокойно… — Она снова повернулась на пятках. — Можно я напишу ей о работорговцах?

— Нет, лучше не надо.

— Почему?

— Ну… — Нэнси, казалось, была целиком поглощена уборкой после завтрака. — Ты ведь не хочешь ее напугать, правда?

— Правда.

— Поэтому, если бы я была на твоем месте, я бы об этом писать не стала.

— Хорошо, тогда я так напишу: когда все успокоится, через две с половиной недели, и я вернусь домой, тогда…

Нэнси вздохнула.

— Что?

— Ничего. — Теперь не время лишать ее надежды на возвращение домой. — Продолжай.

— И тогда я расскажу тебе обо всех своих приключениях. Крепко тебя целую и обнимаю, Рэчел. И еще я хочу картинку нарисовать.

Через пятнадцать минут Рэчел смотрела мультики, а Нэнси в мастерской искала марку, напряженно прислушиваясь, не подъехал ли Рон на своем фургончике, хотя было еще рановато. Марки она нашла в кофейной кружке и оторвала от блока две штуки, чтобы оплатить доставку нестандартного конверта. Перед тем как его заклеить (адрес Рэчел уже написала), она вынула письмо и снова прочитала, желая убедиться в том, что о доме там ничего не сказано. Над картинкой было написано: «Я ПО ТЕБЕ СКУЧАЮ», а под надписью нарисована девочка — Рэчел, играющая на синтезаторе. Волосы у нее были алые, кожа оранжевая. Из глаз капали черные слезы. Были видны телевизор и оба окна, но они тоже были закрашены неестественными цветами.