не очень твердо стоял на ногах, девушки как одна начали строить из себя Флоренс Найтингейл. Я оценил их заботу, хотя лишь накануне уходил из дома с желанием избавиться от всякого к себе внимания.

Мы репетировали по несколько часов в день, делали аранжировки и писали песни, и нередко у нас выходило так хорошо, что у меня мурашки бежали по коже. Особенно по ночам, когда вся наша компания удобно устраивалась вокруг большого костра, разложенного во дворе. Конечно, акустика на открытом воздухе не сравнится со студийной, но расстилавшаяся перед нами пустыня, объятая тишиной, добавляла свою магию в нашу музыку. Без всяких микрофонов и усилителей наши инструменты и голоса звучали чисто, наполненные близостью к земле. Мы были всего лишь молодежной компанией, сидевшей у костра в одном из самых первобытных уголков в стране, но наша музыка и тексты были такими же современными и проникнутыми свободой, как наша философия. Бог мой, сколько здесь было таланта. Одна из вещей, о которых я жалею больше всего, — это то, что мир не прислушался к нашей музыке. За два месяца, проведенных в пустыне, мы достигли потрясающего уровня в исполнении. Поскольку материал был оригинальным от начала до конца, я больше, чем когда-либо, хотел, чтобы нас записали.

Уилсон, Джекобсон и Мелчер — вот кто мог открыть нам дверь. В итоге вместе с парой ребят я сел в автобус и отправился в Лос-Анджелес.

Часть 3.

Без совести

Глава 7

Конец света приближается

Но это не точно

Послушать некоторых, так именно в этот моменту дьявола прорезались рога. Двое или трое участников нашего круга написали книжки, в которых утверждается, что будто бы, когда они со мной познакомились, у меня была волшебная палочка, заряженная любовью и музыкой. Дескать, один взмах — и я их околдовал, вынудив следовать за собой повсюду. Не говоря ни слова об ослаблении колдовских чар, они тем не менее заявляют, что где-то в начале 1969 года я начал серьезно меняться, в результате чего любовь и духовная близость в конце концов обернулись пороком и недовольством. По их словам, я ожесточился и сильно переживал из-за того, что не мог записать свою музыку. По их мнению, я вбил себе в голову, что у Beatles в песнях «Белого альбома» «Piggies», «Revolution N2 9» и «Helter Skelter» содержались особые послания для меня и моей группы. Я воспринял их как сигнал к провокации межрасового столкновения и начал программировать всех ребят, чтобы подготовить их к будущей заварушке.

Не стану отрицать — я действительно был разочарован, не сумев достичь своих целей в качестве музыканта. Не буду отнекиваться и оттого, что «Белый альбом» произвел на меня сильное впечатление. Но должен сказать, что в своих книгах эти ребята скорее выражали собственные идеи, чем мои размышления. Черт возьми, они были поколением Beatles, тогда как я был, по меньшей мере, на десять лет старше большинства из них. Я завидовал любому успешному музыканту и по достоинству оценивал каждую становившуюся лидером продаж пластинку, но, как большинству людей, ближе всего мне была музыка, которую я слушал в молодости. Синатра, Кросби, Комо и другие исполнители той эпохи значили для меня больше, чем Beatles, Beach Boys или любая другая популярная группа шестидесятых. Мои тексты и музыка ясно показывают, что я не был помешан на Beatles. Черт, это Сэди и Малыш Пол первыми увидели послания в битловском «Белом альбоме» и начали разгадывать их. Когда мы жили в пустыне, меня в первую очередь интересовала моя собственная музыка, ведь я знал, что оригинальный материал привлекает людей из звукозаписывающих студий больше всего. После двух месяцев, проведенных в пустыне, поездка в Лос-Анджелес по-настоящему радовала. Я напряженно думал, какие же слова надо сказать Деннису или кому-нибудь другому, чтобы убедить их в том, что мы в самом деле созрели для записи. Я написал несколько новых песен, парочка из которых казалась мне чуть ли не шедеврами, и мне безумно хотелось, чтобы их послушал профессионал.

Моим первым разочарованием стало отсутствие Денниса в городе. Правда, Джекобсон поднял мне настроение, сказав: «Черт побери, Чарли, как здорово, что ты объявился. Я собирался выбраться к тебе в пустыню и поговорить с тобой. Мы с Деннисом сватали тебя кое-каким студиям, и парочка из них хочет тебя прослушать. Проблема в том, что с тобой очень сложно связаться, потому как ты живешь не в городе. Почему бы тебе не остаться поблизости какое-то время, а когда Деннис вернется, мы возьмемся задело».

Звучало это просто великолепно. Уже наступил декабрь, и в нашей пустыне, расположенной выше уровня моря, начинало холодать, так что временное возвращение в город пошло бы на пользу всем нам. Понятно, кто-то из нашей группы по-прежнему жил на ранчо Спан, в основном девушки, по очереди ухаживавшие за Джорджем. Но порядка там не было никакого, так что о серьезных репетициях речи идти не могло. Найти место, где разместились бы пятнадцать — двадцать молодых девушек и парней, — нелегкая задача. В конце концов я подыскал дом на Грешэм-стрит в Канога-Парк. Примерно полгектара земли, четыре спальни, две ванные комнаты, большая кухня и просторная передняя комната, как нельзя лучше подходившая для наших репетиций. Полчаса — и ты уже добрался до центра Голливуда, а ранчо Спан находилось отсюда всего лишь в нескольких милях, что было очень удобно. Дом был выкрашен в ярко-желтый цвет, и мы назвали свое новое жилище «Желтой подводной лодкой». Но, с учетом всех взлетов и падений, пережитых нами здесь, этому месту больше подошло бы название «русские горки».

Дела пошли в гору после возвращения Денниса. Он сразу пришел к нам вдвоем с Джекобсоном. Прослушав нас, они пришли в восторг от новой музыки и от наших успехов.

Деннис, Джекобсон и Мелчер наметили две студийные сессии, первая должна была проходить в какой-то студии в Вествуд-Виллидж. Человек пятнадцать, мы тут же наводнили помещение. Заправлявший студией парень сразу начал объяснять нам, что можно делать, а что нельзя, где сесть, где стоять, как поворачивать лицо и даже как держать микрофон. Мы начали, соблюдая все его указания, но девочки хотели смотреть на меня и подпевать, оставив свои места, на которые их расставил парень. Он замахал руками. Мы пробовали начать снова, и так — раза два или три. И с каждым разом у нас получалось все хуже и хуже, как считал руководитель студии. В