это неплохое подспорье в деле организации концертов. Советский Союз воспитал своих детей так, что при виде корочек они теряют волю и сразу же проникаются важностью момента. Даже несмотря на то, что сейчас уже девяностые, колосс Советского Союза практически рухнул, самые горластые давно уже орут с броневиков лозунги про свободу, капитализм и рыночную экономику. Но до настоящих переломов в сознании еще далеко, так что корочки — это важно. И если нам их не дадут, то путь к вершинам, читай — частым концертам на нормальных площадках и платежеспособной публике — станет на неопределенное количество пунктов длиннее.

С другой стороны…

Представим себе, что нас приняли в рок-клуб, мы заплатили членские взносы и все в шоколаде. Я общался с Банкиным. Жан общался с Банкиным. Колямба общался с Банкиным. И мы все трое сделали вывод, что он рохля, мямля и ссыкло. Его тоже можно понять, он сел жопкой на тепленькое место и стрижет свои купоны. Амбиций у него немного, но потерять свой ломтик власти он боится.

А значит и дальше будет бояться.

И будет лезть со своим нытьем во все предприятия, которые мне придет в голову реализовать. Он туповат, конечно, так что водить его за длинный нос особого труда не составит, но…

Но…

Двенадцать.

Я осторожно опустил штангу на стойку. Сел. Вытер лоб полотенцем.

В голове окончательно прояснилось. Вот же он, план действий на любое развитие событий. Вне зависимости от того, зачислят нас в рок-клуб или нет. Кое-что вообще остается без изменений, вне зависимости от появления у нас этих вожделенных корочек. Кое-что следует сделать, если в рок-клуб нас все-таки примут. А если нет…

Требовательно затрезвонил звонок входной двери. Кто это там еще?

Я тряхнул головой и пошел открывать.

— Здорово, Вовчик! — сверкнул золотым зубом Боба. — А я вижу, свет горит, значит ты здесь.

— Привет, Боба, — я отступил, пропуская его в подвал. — Ты один сегодня?

— Да я это… Короче… — Боба хитро прищурился и посмотрел на меня. — Дело у меня к тебе…

Глава 26

— Боба, ты серьезно? — усмехнулся я.

— А чо я? Мне, в натуре, такая музыка нравится! — Боба приосанился, подергал себя за полы куртки. Меховой воротник воинственно встопорщился. — У меня была как-то телка из рок-клуба, так я с ней ходил на концерты. А сейчас сунулся за билетом, а меня отшили. А я, в натуре, бабки им предлагал, но ни в какую! Говорят, что билеты не продаются. Мол, только для своих…

— А телка куда делась? — криво усмехнувшись, спросил я.

— Была, да вся вышла, — скривился Боба. — Разбежались мы. Ну так что, можешь билет достать?

Я задумчиво разглядывал Бобу, представляя его бандитскую рожу среди волосатиков рок-клуба. Так-то он нормальный мужик, в целом. С закидонами, конечно, но кто из нас без закидонов? С одной стороны, лишнего билета у меня не было, только свой. С другой — достать второй я смогу без проблем. Дойду до Светы, уболтаю. Или вообще просто так проскочу, без билета.

— А буянить не будешь? — спросил я, засовывая руку в карман.

— Да не, братан, я же мирный, в натуре! — Боба стукнул себя кулаком в грудь.

— Ладно, уболтал, черт красноречивый, — я усмехнулся и достал из кармана билет. — Приходить к шести вечера. При параде. Бухать там… Ну, в общем, нельзя, но если не палиться в самом начале, то можно.

— Вот спасибо, Вован! — Боба сверкнул золотым зубом и бережно спрятал билет под куртку. — Буду должен, в натуре. Так что проси, чего хочешь. Но только… Это… Не зарывайся, ага?

— Да ладно, ничего не надо, — отмахнулся я. — Стремиться к прекрасному — это нормально, это я одобряю.

— Ага, ну тогда свидимся на концерте! — златозубый хлопнул меня по плечу и выскочил за дверь.

Я вернулся к уборке. Протер зеркала, собрал мусор, подмел. Критично оглядел помещение, вздохнул и поплелся за ведром и тряпкой. Была мысль отложить мытье пола на следующий раз, но уже явно достаточно откладывал. Веника недостаточно.

Домой я вернулся почти в десять. Обнаружил, что шпингалет в туалете кто-то с мясом оторвал, пришлось по-быстрому чинить. Благо минимальный набор инструментов я в качалку уже давно приволок. И кое-что там уже было. Получилось грубо, но надежно. В прихожей я скинул пальто и ботинки. Присулашлся. В гостиной негромко шуршит телек. Разговоров не слышно, значит все разбрелись по своим комнатам и заняты своими делами. Ну и отлично. Значит, поужинать и спать.

Мама тихонько поскреблась в дверь, когда я уже разобрал постель, но еще не лег. Сидел за столом, листая страницы своей «тетради памяти» и придумывал повод, по которому можно будет встретиться и поболтать с Конрадом. Среди всех рокеров он, пожалуй что, один из самых благополучных музыкантов. И знает толк в зарабатывании денег. Наверняка у него есть выходы на всякие подработки для парней с гитарами и барабанами. А нам бы неплохо сейчас было срубить некоторое количество деньжат, чтобы обновить инструменты. Играют мои «ангелочки» на всяком устаревшем хламе. Понятно, что стратакастеры, драм-машина и примочки не прибавят им музыкального таланта, зато престиж повысится. И будет не стыдно людям в глаза смотреть. А то как обрыганы, право слово…

— Володя, ты не спишь еще? — мама тихонько проскользнула ко мне в комнату, держа что-то за спиной. — Я вот что подумала… У тебя же скоро день рождения. Заранее вроде как не поздравляют, но я твоя мама, мне можно. Помнишь, ты несколько дней назад обмолвился, что хотел бы видеокамеру?

— Не помню, но возможно, — рассеянно кивнул я. — Думал об этом последнее время, мог и вслух сказать.

— Представляешь, зашел к нам сегодня Виктор Павлович в цех, — радостным шепотом продолжила мама. — Помнишь его? В плановом отделе работал, мы на лыжную базу ездили еще вместе в прошлом году.

— С залысинами такой? — спросил я. Ясен пень, я помнить его не мог, в прошлом году меня тут не было. Но залысины-то у него могут быть!

— Нет, с залысинами — это Егор Дмитриевич, — поправила меня мама. — Виктор Павлович такой невысокий, на Наполеона похож, руку еще все время вот так носит.

Мама заложила руку в полу халата типичным наполеоновским жестом.

— А, да, точняк, — кивнул я. — Вспомнил. Ну и что он?

— Представляешь, он оказывается, в Японии был в командировке, — мама продолжала говорить вполголоса. И вторую руку все еще держала за спиной. — Прямо в голове не укладывается! Порассказывал всякое, в общем…

— Мам, а ты к чему это все? — уточнил я.

— Ах