меня внутрь, что не успеваю и глазом моргнуть. — Да и Грачёву видеть тебя такой ни к чему. А этому придурку хватит ума ворваться без спроса! — Ветров жадно елозит по мне взглядом, и пока недоумённо собираю себя воедино, бесцеремонно закрывает перед моим носом дверь.

Прижимая к груди кучу вещей, ещё несколько секунд заторможено смотрю перед собой. Прислушиваюсь к каждому шороху. С новой силой начинаю дрожать. А потом краем глаза замечаю сонные потягивания Руси и как ошпаренная спешу одеться: хватит с моей девочки потрясений!

Пока натягиваю джинсы и пытаюсь вывернуть на лицо свитер, Маруська окончательно просыпается. Потирая глазки, садится в кровати и растерянно вертит взъерошенной головой по сторонам. А когда находит меня, так искренне улыбается, что, позабыв про незваного гостя, бегу к крохе. Отчаянно прячу своё волнение и пропитанный страхом голос и упускаю момент, когда в наш номер всё-таки врывается Федя — невысокий, коренастый парень с кривым шрамом на левой щеке и недобрым взглядом бультерьера.

Вчера, пока мы колесили по городу, скрываясь от слежки, Сава обмолвился, что доверяет Грачёву, как себе, что с парнем прошёл огонь и воду. Я верю, но отчего-то всё равно его боюсь. Это Ветрову Федя надёжный друг и товарищ, а меня он за что-то люто ненавидит и даже не думает прятать своего отвращения!

Грачёву плевать, что за окном раннее утро, а в соседней комнате спит Маруся! Он всё громче кричит, срывается на Саве, прогоняет вон женщину-администратора, которая, по всей видимости, тормозила Федю от выноса двери в наш номер. А потом внезапно смолкает, стоит Ветрову гаркнуть на парня, как следует.

Сидя на кровати, прижимаю к себе Марусю. Глажу её по голове, пальцами путаясь в непослушных кудряшках, и пытаюсь небылицами оправдать недавний шум за закрытой дверью. И Руся, кажется, верит. По крайней мере, больше не хнычет и с испугом в широко распахнутых глазах не старается спрятаться от мира под одеялом. Напротив, она что-то чирикает на своём непонятном и с любопытством поглядывает на дверь. В последнем, к слову, мы с Русей очень похожи. Мне и самой не терпится узнать, о чём так горячо, но весьма приглушённо спорят парни, но откровенно подслушивать на виду у ребёнка не позволяет совесть. Впрочем, Маруська сама развязывает мне руки, когда спустя несколько минут начинает проситься в туалет.

— А что я, по-твоему, должен был делать, Ветер? Сидеть, сложив ручки на коленочки?

Пока кроха натягивает носочки и выискивает на прикроватной тумбочке очки, я трусь у двери и жадно ловлю каждую фразу парней.

— Ты на полуслове оборвал разговор! Не перезвонил! Сам недоступен, сколько тебя ни набирай! Да я, мать твою, чуть поседел за эту ночь!

— Ну так и постучался бы, как нормальный человек! — негодует Сава. — За каким лешим весь этот цирк устраивать? У меня ребёнок за стенкой спит!

— А ты видел морду этой Татьяны, что на смену заступила? Не баба — орангутанг с гранатой! Она ж меня пропускать отказалась! Докопалась ведьма: к кому, зачем… А я, дурак, не сразу сообразил, что номер на меня оформлен, и давай ей про тебя со Свиридовой заливать. А баба эта ни сном, ни духом. Полицией начала угрожать, сумасшедшая!

— Два сапога пара! — бурчит Ветров.

— Ребёнок у него…, — продолжает причитать Федя. — Дурак ты, Ветер!

— Грачёв! Не начинай!

— Уезжать тебе надо, Савка, пока не поздно!

— Поздно уже! Ты же понимаешь!

— Понимаю, — хмыкает Грачёв с издёвкой. – Зря я просил тебя об осторожности. Так и знал, что опоздаю…

— Федь!

— Что Федь? — взрывается парень и судя по характерному скрипу дивана встаёт. — Ночью джип нашли.

Вздрагиваю.

— Где? — уточняет Ветров.

— В квартале от дома Чёртова.

— И?

— Что «и»? Тачка в угоне уже как полгода.

— Неудивительно!

— Серьёзно, Ветер? — и снова смешок.

— Объясни!

— Примечательная машинка, не находишь? Стóит, как трёшка в центре Москвы. Стёкла затонированы наглухо, зеркало набекрень, номера палёные. Угнанная, но спокойно себе разъезжает по разным городам, будто и не ищет её никто: на камеры видеофиксации ей пофиг, через посты ДПС – без проблем… Ничего не ёкает?

— Федя, я не в том настроении, чтобы загадки твои разгадывать!

— Задайся вопросом, Ветер, — цокает языком Грачёв. — Какого чёрта тачку не накрыли раньше?

— Счастливый случай?

— Я ж говорю, Ветер! Ты этой ночью последние мозги просадил!

— К чему ты клонишь, Грачёв?

— Стоит за этим джипом кто-то серьёзный, понимаешь? Ни ты, ни я не справимся в одиночку — кишка тонка! А Чертов твой, как назло, в больничке!

— Тем более, — гулко выдыхает Сава. – Я не уеду никуда. Марьяне защита нужна!

— Дурак, а тебя самого, кто защитит? — бросает Грачёв. — Вот! Смотри!

Скрип половиц, тяжёлые шаги, шелест бумаги.

Взглядом поторапливаю Русю с носками, а сама пытаюсь подсмотреть за парнями в замочную скважину, но почти ничего не вижу. И в то же время уверена: выйди я из укрытия, и доброй половины правды не узнаю.

— Что это? — голос Савы настороженный, даже испуганный.

— Фотографии твои.

— Я не слепой! Откуда они?

— Из тачки, вестимо! — усмехается Грачёв.

— Её всё-таки взяли? Охранника этого шизанутого тоже нашли?

— Кто? Менты? Не смеши меня, Ветер! У них оснований нет тормозить авто, и времени, чтобы поисками Артёма заниматься.

— Тогда откуда?

— В башке твоей не мозги, а переваренные Свиридовой макароны! — хохочет придурок, да так противно, что не могу удержаться и, слегка приоткрыв дверь, показываю шутнику средний палец. Жаль только, парни сидят ко мне вполоборота и ничего не видят.

— Грачёв, да уймись ты уже! — елозит на диване Сава, с упоением разглядывая свои фотографии.

— С пацанами вскрыли тачку на раз-два! – отмахивается Федя. — Угнать угнанное не преступление, верно?

— Верно, – ухмыльнувшись, кивает Сава, но Феде уже не до смеха. Впрочем, как и мне.

— Ветер, давай серьёзно! Все снимки старые. Все сделаны до твоего отъезда в Штаты. Они ищут Савелия Ветрова, но, видимо, ни черта не знают о Моррисе. Ты только поэтому ещё жив, а не валяешься овощем на пару с Осиным где-нибудь в Израиле. Понимаешь?

Сава молчит, а я почти не дышу, прислушиваясь к чужому разговору. От одной только мысли,