Меня любят безмерно! Мне рады, и я наконец понимаю, перед кем стою. Это моментально, в доли секунд, меняет всю мою жизнь – переворачивает, обнуляет, обновляет, возвышает и возносит – так высоко! Я попадаю туда, где блаженны, кто верует! Я наконец с ними, потому что тоже поверила!

– Господи, – спрашиваю я, – почему у меня такая мама? Почему у нас с ней были такие сложные отношения? Я так всегда хотела и так ждала ее любви! Почему она меня никогда не приласкала? Почему она всегда была мной недовольна? Почему она всегда ругала меня? – И я, как обиженный ребенок, вспоминаю какие-то глупости, склоки и мелочи, за что мне попадало в детстве: оторванные и потерянные пуговицы, сломанная кукла, двойка по математике – всякую чепуху из детских обид.

Я слышу голос – уже более строгий, чем раньше:

– А ты не подумала, что она очень несчастлива, твоя мама? Что у нее не было отца, детства, любви? Она просто не может любить тебя так, как ты хочешь, – она не умеет! Тебе никогда не хотелось ее пожалеть? И потом – разве тебе мало моей любви? – И в этот момент на меня снова обрушивается свет – яркий, но не слепящий. Нежный, проникновенный, он снова обволакивает меня, погружает в себя, защищает. Я чувствую любовь всех самых прекрасных и трепетных родителей на земле – они все меня любят! И снова абсолютное счастье, прежде никогда не испытанное.

– Вот вся моя любовь тебе! – слышу я голос. – Тебе мало? Я отдаю тебе все! Ты можешь все это взять, а она – нет! Ей не было дано! Ты просто пожалей ее!

И я вижу всю мамину жизнь – яркими эпизодами, вспышками, как на экране, – станицу, голод, войну, кровь на руках, корявую грушу у забора, молодую бабушку, которую я не видела никогда молодой. Всю страшную мамину жизнь, полную тягот, боли, предательства. И ни капли любви.

И в этот момент я понимаю, как много дано именно мне! Я-то счастливица, меня любят. А главное – я умею любить!

И не веровала она тяжело, агрессивно. Как же ей должно было трудно жить, моей маме, – ведь она была закрыта для всех.

У меня по лицу текли слезы – слезы раскаяния, познания и, наконец, понимания.

– Господи! – покаялась я. – Я даже в храм хожу редко!.

Снова тихий смех.

– А храм – он везде! – ответили мне. – В лесу, в поезде, в твоем доме! Оглянись – храм повсюду! Везде божий дом! Видишь? Как же ты не заметила?

– Господи! – торопливо произнесла я. – А зачем тебе столько религий? Зачем ты нас разделил? Для чего? Разве не проще было бы по-другому – все верили бы только одному богу, одному богу молились? Индуисты, буддисты, мусульмане, католики, протестанты, православные, иудеи?

И тут я увидела радугу, свет, подобный тому, что истекает в солнечный день из витражей католических храмов, – красный, зеленый, синий и желтый. Преломленные лучи солнца, могучий спектр цветов.

– Сколько ты видишь цветов? – раздался голос.

– Я не могу пересчитать – мириады полутонов, миллиарды оттенков всего – синего, фиолетового, зеленого, желтого. Мощнейший спектр, где все распадается, отслаивается, разлетается. Любой цвет искрит полутонами, атомами, молекулами.

– Что мне со всем этим делать? – тихо засмеялся он. – Посмотри, сколько народов! И какие все разные!

И я увидела тысячи фигур, рисунков, орнаментов – индийские, кельтские, северные, африканские, японские, китайские.

– Что мне делать со всем этим? Со всеми вами? Сделать вас одинаковыми? Вы же дополняете друг друга! Все это – большое богатство!

И тут я увидела дерево в пустыне, на котором сидела птица.

– Каждому дереву свое место, свой плод и своя птица, – снова засмеялся он. – Вы же обогащаете друг друга! Как можно всем угодить?

– А почему мы так друг друга не любим? Почему воюем? Почему все время что-то делим?

– А это уже ваша задача! Вам решать – убивать или любить. Я дал вам это богатство – научитесь жить с этим, научитесь ценить. Понимать, наконец! Слышать друг друга!

И я поняла, что мы виноваты сами, и нам надо научиться любить, понимать и принимать друг друга такими, какие мы есть. Все в наших силах, просто мы так невежественны, так глупо воинственны в непонимании и неприятии друг друга. Мы низкие, непросвещенные, узколобые и агрессивные и не умеем ценить свои богатства, культуру, всю свою жизнь.

Мне кажется, когда я вернусь, то смогу все изменить. Только бы не забыть все это! Только бы донести до людей! Рассказать, что у любого, самого маленького, самого малочисленного народа есть своя история, свои обычаи, свои песни и свои сказки! Бесценно все!

И что я еще поняла – нет главной религии. Все люди равны, как равны все религии мира.

И мне снова показалось, что так просто сделать нашу жизнь спокойной и прекрасной.

– Господи, – воскликнула я, – а зачем ты так упростил свои святые книги?

– Это не я. Они же столько раз переписывались! А мои никто не поймет, кроме тех, кто приблизился ко мне. Кто смог пройти через тернии, через страдания, муки – они понимали. А все остальные – им еще предстоит их понять!

Я так на это надеюсь!

И я увидела святых – Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Иоанна Златоуста, Николая Угодника.

– Зачем ты придумал ад и рай? – снова спросила я. – Это же смешно: рай – это белые одежды, прекрасные цветы и деревья, сказочные песнопения. И ад – огонь, костры, сковородки, котлы, острые ножи! Это какие-то детские сказки!

– Ты хочешь увидеть ад? – спросил он. – Ну смотри!

И я увидела темный, очень холодный, синий, почти черный, мрак, бесконечное пространство – оттуда тянуло сыростью и ледяным ветром. И я поняла, что ад – это вечное холодное одиночество. Это – уже невозможность, невозможность что-либо исправить. Ты обречен, если не успел. И главное твое желание здесь, в этом страшном, ледяном сумраке, – хоть на мгновение, на йоту, стать ближе! Но к этому свету уже невозможно попасть. Полное, тотальное, колоссальное одиночество, холод и мрак, пустота. И страшное осознание, что все это уже навсегда!

Исправить, поправить, покаяться можно только в той жизни, в земной. Даже за несколько минут до конца, до смерти, если успеешь раскаяться. Глубокое раскаяние и покаяние – вот в чем спасение. Искреннее раскаяние – его не обманешь!

И последнее – я все получила, все ответы на свои вопросы, я счастлива и говорю:

– Господи! Спасибо тебе! Как же я счастлива! Как я ждала этого! Почему ты раньше не приходил ко мне? Почему не давал мне понять? Я понимаю, что тебе не до меня – у тебя столько дел! А тут я – со своими полудетскими вопросами.

И я снова слышу смех – очень красивый, ласковый смех мудрого и доброго отца.

И он отвечает:

– У меня на тебя нет времени? Нет, это у тебя на меня не было времени! Это ты обращалась ко мне, только когда тебе было плохо! А я думаю о тебе ежесекундно – помню, переживаю, поддерживаю тебя. Я с тобой и в жизни, и в смерти. И так – с каждым из вас!