Стальное чудище заерзало, разворачиваясь, и дурным носорогом ломанулось вдоль просеки.

У Наташи кончился майонез. И обнаружилось это, когда на часах уже было полдесятого. Не так уж страшно, поскольку магазинчик на углу работал круглосуточно. Можно, конечно, и до утра подождать, ведь Андрей предупредил: ночевать, скорее всего, не вернется. А если и вернется, то поздно. Часа в три ночи. Какие-то дела за городом. В подробности Андрей ее не посвящал, а спросить Наташа не решалась. Неважно. Зато если Андрей вернется ночью и обнаружит оставленный ужин, как ему будет приятно!

Перед тем, как открыть дверь, Наташа прислушалась. Глупо, да, но после прошлогодних дел ей почему-то все время казалось: за дверью ее поджидают. Особенно после сегодняшнего визита…

Дневная группа у Наташи – так себе. Ничему серьезному не научить, разве что осанку поправить. Работать с ними скучновато, но Наташа делала, что могла. Особенно для тех, кто старался. Иначе нечестно. В конце концов, ее ведь никто не неволит. Андрей только обрадуется, если она оставит преподавание. Но как их бросить? Для половины этих женщин занятия – единственное светлое пятнышко в жизни. Возможность на два часа ощутить себя молодой и элегантной. Наташа изо всех сил трудилась, чтобы даже такая толстушка, как Катя Лагидко, чувствовала себя изящной. Главное, как ты держишься, как двигаешься. Красивая походка стоит не меньше, чем ноги от ушей. Так говорила им Наташа и сама изо всех сил пыталась в это верить. А как же иначе? Тогда надо признать, что мечта любого мужчины – глупенькие школьницы в прозрачном белье на закрытых просмотрах. Или их старшие коллеги, совершенно остервеневшие от голубых-розовых, от собственной доступности, от бандитов и депутатов, а главное, от того, что после девятнадцати – уже старуха. Смешно. И очень грустно. Наташа вырастила свой собственный мирок. И в нем всем было хорошо. Правда, совсем изолироваться от мира настоящего получалось не всегда. Например, сегодня не получилось.

Когда трое громадных мужиков ввалились в зал, Наташа сначала жутко испугалась.

И их громадности, и того, что социальная принадлежность громил не вызывала сомнений. Если Наташа и постаралась скрыть страх, то только потому, что из восьмерых женщин в зале была самой сильной.

– Если вы ко мне, то не могли бы подождать? – сказала она, очень надеясь, что голос не дрожит.– У нас занятия.

Самый большой из троих поглядел на нее сверху: здоровенный ротвейлер на маленького котенка, и произнес неожиданно вежливо:

– Вы не волнуйтесь, Наталья Тимуровна. Господин Челепнов интересуется, это, не обижает ли кто? Нам велено приглядывать, если, это, что не так, сразу говорите, значит, Шига, то есть господин Челепнов, вас, это, опекает… – Чувствовалось, что вести беседу в подобном благожелательном стиле «ротвейлеру» весьма затруднительно.– А если что, типа, наезд какой, это сразу, бля, то есть простите, нюх у всякого, это, завянет! – громила грозно выдвинул челюсть.

– Натурально, завянет! – поддержал второй.– На раз!

– А чем же я обязана такой заботе? – сухо осведомилась Наташа.

– Ну как же! – громила расплылся в улыбке.– Ежели, это, господина Челепнова сам Спортсмен попросил приглядывать!

Наташа не сразу сообразила, что Спортсмен – это ее Андрей.

– Так что, это, передавайте привет и всё наше уважение,– закончил здоровяк и, вздохнув с облегчением, ретировался.

Громилы ушли, а неприятный осадок остался. Непонятно почему. «Привет и уважение» Наташа передавать не собиралась.

Наташа прислушалась. Нет, ничего. Посмеялась над своими страхами: в магазин сходить боится. Ну конечно, на площадке пусто. И лампочка горит, как положено.

Наташа сбежала по лестнице, распахнула дверь…

Что-то укололо в шею. Почти не больно. Наташа удивленно повернулась. Вернее, начала поворачиваться, но посередине движения колени подкосились, и Наташа почувствовала, что падает на спину. Удара об асфальт она не ощутила…

Вошь орал что-то веселое, почти не слышное за лязгом, грохотом и воем. Машину мотало, как корабль в шторм. Ласковину надоело сидеть позади, и он, цепляясь за все, что можно, перебрался на командирское место. И убедился, что, несмотря на болтанку, БМП четко ломит вперед по центру лесной дороги.

«Не дай Бог, подвернется кто-нибудь»,– подумал он.

Вошь что-то крикнул – уже Ласковину.

– Чего? – не расслышал тот.

– Солнцеворот!!! – заорал Вошь прямо ему в ухо.– Завтра! Добрая ночь, брат!

И прибавил газу.

По счастью, любителей ночной езды им не встретилось, а в поселке Вошь сбавил скорость почти до пешеходной.

– Тихо-тихо подберемся! – крикнул он Ласковину.

Ни хрена себе тихо!

У злосчастных ворот (ой, не долго им стоять!) Вошь аккуратненько развернулся и вырубил дизель.

– На выход,– сказал он Ласковину.– Прикроешь меня снаружи.

Ласковин кивнул и направился к задней двери.

– Эй,– остановил его Вошь.– Дуру возьми! – и протянул Андрею автомат.

– У меня есть,– Ласковин похлопал по пистолету в кармане, но Вошь только презрительно фыркнул, вложил ему в руки АК, сунул пару магазинов:

– Пошел!

От железного зверя несло железом и соляркой. Гусеницы перепахали дорогу, оставив безобразные черные полосы. Ласковин аккуратно обошел БМП, скользнул в канаву и затаился. Через некоторое время уши его оклемались настолько, что смогли различить нестройное пение, доносящееся из дома. «Свидетели Апокалипсиса» готовились к будущей славе.

Вошь по пояс высунулся из люка, положил на броню автомат. Ждал. Наконец в особняке соизволили заинтересоваться явлением бронетехники. С той стороны ворот возник дядя в черной куртке, похрупал по снежку, гаркнул:

– Чего надо?

БМП его не смутила. Ну конечно, вот если бы ангел с трубой…

– Здорово, братила! – весело крикнул Вошь с высоты.– Открывай ворота, Страшный Суд приехал!

И, подхватив автомат, полоснул очередью поверх дядиной головы.

Зазвенело разбитое стекло. Дядя тут же упал на снег и проворно отполз в сторону. А отползши, ухитрился бабахнуть из пистолета. Но цели на броне уже не было. Вошь соскользнул внутрь, железный зверь рыкнул, пихнул ворота, и они упали, словно игрушечные. БМП ввалилась во двор, застыла и через мгновение выплюнула длинную грохочущую очередь.

Нежизнерадостное пение оборвалось. Двери дома распахнулись. На снег выскочило несколько человек… и тут же устремилось обратно. Ласковин увидел, как ползун-стрелок вскочил, зайцем запрыгал по сугробам, перемахнул через забор и был таков. В доме захлопали выстрелы. Пули безвредно лязгали по броне. Железный зверь молчал, медлил с ответом.

Ласковин двинулся вдоль забора, выбирая, где бы поудобней форсировать преграду, нашел, перелез, зарылся в снег.