Увидев Добрыню, Заряна разрыдалась, бессильно опустившись на скамью.

— Что стряслось? — спросил Добрыня, прижав сына к себе. — Как вы тут очутились? Где Мечислава?

— Нет больше Мечиславы, мой господин, — рыдая, молвила в ответ Заряна. — Убили ее сегодня ночью злые люди во главе с посадником. Ворвались они в дом твоего тестя, прознав, что у него собрались бояре, согласные принять веру христианскую. Тех бояр вместе с Туровидом люди посадника Ходислава мечами посекли, убили они и боярыню Милонегу и всех Туровидовых слуг. Я одна сумела спастись вместе с сыном твоим, воевода. На лодке переплыли мы Волхов, едва не утопли, ибо лодка протекала, как решето.

Сигвальд протянул служанке медный ковш с квасом.

Заряна стала пить квас, при этом ее зубы стучали о край ковша.

Добрыня повелел Сигвальду позаботиться о Заряне и Коснятине, а сам кинулся будить Путяту.

Едва над Волховом рассеялся утренний сырой туман, киевская дружина в боевом строю подошла к мосту, переброшенному с Торговой стороны на Неревскую, где находились дворы самых знатных и богатых новгородцев. Над дружиной развевался багряный стяг с золотым трезубцем. Впереди рядом со знаменосцем шли Добрыня и Путята, облаченные в кольчуги и шлемы, со щитами в руках и с мечами у пояса.

Установленный на сваях мост был больше двухсот шагов в длину и около двадцати шагов в ширину, по краям моста шли деревянные перила. Могучий Волхов нес свои темные воды меж низких берегов, на которых теснились бревенчатые городские строения, водные струи с журчанием обтекали дубовые опоры моста, вбитые в илистое дно.

Середина моста оказалась разобранной, поэтому киевская дружина остановилась на мосту. На другой стороне моста были видны вооруженные люди, устанавливающие два камнемета. Чей-то зычный голос на той стороне реки властно отдавал приказания.

Добрыня узнал голос тысяцкого Угоняя. Он поднял лук и, прицелившись, пустил стрелу в толпу воинов, копошащихся возле камнеметов. Видимо, стрела Добрыни кого-то сильно ранила, поскольку приказы Угоняя сменились ругательствами, а его ратники забегали еще быстрее, таская камни к катапультам.

— Надо уходить, друже, — сказал Путята, потянув Добрыню за руку. — В лоб нам здесь не пробиться.

Киевляне двинулись прочь с моста, задние из них закрывали свои спины щитами.

Отступая к берегу, Добрыня выпустил еще две стрелы, слыша брань Угоняя и норовя попасть именно в тысяцкого. От служанки Заряны Добрыня узнал, что Угоняй своей рукой зарезал Мечиславу и ее мать.

Неожиданно чуткая утренняя тишина наполнилась каким-то зловещим свистом, а еще через мгоновение на отступающих с моста киевлян обрушились два больших камня. Одним из этих камней был наповал убит знаменосец, а другой камень сбил с ног сразу троих дружинников, одному из которых размозжило голову, у другого оказались сломаны обе ноги, у третьего была сломана рука.

Путята приказал своим воинам перейти на бег. Подхватив на руки своих убитых и покалеченных соратников, киевляне гурьбой ринулись прочь с моста. Им вслед просвистели еще два камня, убившие одного воина и ранившие двоих.

— Эй, киевляне, куда же вы? — торжествующе кричал Угоняй, подбежав к пролому на мосту. — Где же ваша хваленая храбрость? Или вы передумали крестить нас?

Путята кое-как успокоил Добрыню, который рвался мстить за смерть жены и ее родителей, говоря, что сторонники Ходислава и Угоняя только этого и ждут. «Они не дадут нам переправиться через Волхов ни по мосту, ни на лодках, — говорил Путята. — Мы станем действовать ночью, а днем будем крестить новгородцев тут, на Торговой стороне».

Весь день греческие священники ходили по дворам, убеждая ремесленников и торговцев идти к Волхову для участия в обряде крещения. Вместе со священниками уговаривали новгородцев принять веру Христову и Добрыня с Путятой. Гнать людей к реке силой Добрыня и Путята не решались, поскольку дружина у них была невелика. Если разозленная новгородская беднота возьмется за дубины и присоединится к своим боярам, тогда киевлянам придется спасаться бегством, ничего иного не останется.

За день священники-греки окрестили на Торговой стороне всего около трехсот человек.

Ночью Путята погрузил на ладьи пятьсот ратников и отплыл вниз по течению Волхова. Отойдя от Новгорода на несколько верст вниз по реке, Путята высадил свой отряд на берег. Путята повел своих воинов в обход по лесу, чтобы неожиданно ударить в спину сторонникам Угоняя и Ходислава.

Тем временем Добрыня, дождавшись утра, собрал оставшихся у него киевлян на берегу Волхова. Три сотни воинов Добрыня посадил в лодки, а с двумя сотнями он сам двинулся на мост, намереваясь заделать разлом на мосту жердями и досками. Ратники Угоняя опять привели в действие катапульты, закидав киевлян камнями, едва те вступили на мост. Несмотря на потери, киевляне проворно починили пролом на мосту и с копьями наперевес устремились на новгородцев, вставших у них на пути. Одновременно сидящие в лодках киевские дружинники преодолели Волхов с двух сторон от моста. Сторонников Угоняя и Ходислава было очень много, поэтому воинам Добрыни никак не удавалось закрепиться на Неревской стороне.

Наконец после полудня на подмогу к Добрыне подоспел Путята со своим отрядом. Перед этим Путята внезапным ударом захватил новгородский детинец, обнесенный дубовыми стенами и башнями. И все равно битва продолжалась до вечера, прокатываясь по улицам и переулкам, сторонники язычества не желали сдаваться киевской христианской дружине. Тогда рассвирепевший Добрыня приказал своим воинам поджигать дома знатных новгородцев. Первыми запылали терема тысяцкого и посадника, огонь стремительно перекидывался по частоколам, клетям и поленницам дров с одного дома на другой. Ветер разнес дым и гарь по всей Неревской стороне до Прусского околотка и Загородского конца. Перестав сражаться, бояре и их слуги бросились тушить пожары.

Почерневший от дыма и взмокший от пота Добрыня пришел в терем своего тестя, где все двери были распахнуты, все сундуки и кладовые расхищены. Сжимая окровавленный меч, Добрыня оглядел мертвые тела жены, ее родителей и Туровидовых слуг. Никто и не подумал предать их погребению. Более того, все трупы были обнажены, видимо, убийцы успели еще и поглумиться над своими жертвами.

Добрыня повелел сложить из бревен кострище и сжечь на нем тела Мечиславы и ее родителей. Таким образом, Добрыня отдал им последнюю почесть по языческому обряду.

Пожары были потушены, но стычки между киевлянами и новгородцами еще продолжались по всей Неревской стороне, несмотря на опустившуюся ночь. Неутомимый Путята всюду успевал сам, стремясь перебить всех непокорных новгородских бояр. «Не зло мы творим, а справедливое возмездие! — молвил Путята своим дружинникам. — Наш старый обычай никто не отменял, а он гласит: око за око, смерть за смерть!»

В каком-то темном переулке Путята столкнулся с посадником Ходиславом, который пытался выбраться из города верхом на коне.

Путята был могуч телом, поэтому он опрокинул Ходислава наземь вместе с конем. Испуганный жеребец, поднявшись, ускакал прочь. Ходислав повредил ногу, поэтому не мог встать.