В третьем отделении под плотным целлофаном хранилась карта, вся испещренная условными обозначениями, номерами немецких воинских частей и стрелками, то сходящимися, то расходящимися в районе города Обоянь к северо-западу и станции Прохоровка к северо-востоку, затем они с двух сторон подбирались к Курску. Вверху справа крупными немецкими буквами было отпечатано черным жирным шрифтом «Absolut geheim».

Шилов вытянул карту из отделения планшета, чтобы лучше рассмотреть, и вдруг на землю упала плотная фотокарточка, видимо, она была спрятана под картой. Шилов потянулся за фотографией, а Седов, воспользовавшись моментом, ловко выхватил карту из его руки.

Михаил поднял фотографию, на ней была изображена приятная и в чем-то совершенно типичная немецкая фрау с округлым лицом, светлыми аккуратно подстриженными волосами, тщательно выщипанными бровями и правильным подбородком. С легкой едва заметной улыбкой на четко очерченных губах она смотрела твердо и прямо своими проницательными, добрыми, но уставшими глазами, словно ночь накануне фотосъемки выдалась тревожной.

Шилов перевернул фотокарточку, на ее оборотной стороне на немецком языке, который он неплохо знал, округлым женским почерком было старательно выведено следующее: «Моему самому благородному и любимому мужчине, дорогому сыну Эрику в День Матери на память! Твои двенадцать белых роз, дорогой мой, я буду хранить до твоего возвращения» и дата «13/05/1942».

Шилов в легком смятении засунул фотографию обратно в планшет. Какое-то странное чувство подступило к горлу и глазам. Нефертити, до этого момента представлявшаяся красивой, но бездушной, как будто бы бронированной женщиной, в действительности, оказывается, имела что-то похожее на человеческое сердце!

— Везет тебе, лейтенант, — сказал Седов, возвращая карту. — Совершенно секретная немецкая карта. Особист тебя за нее в обе щеки расцелует и в баньку пригласит спиртом побаловаться. Двигаем между наступающих клиньев, вряд ли там встретим их танки.

Седов вдруг заметил что-то, нагнулся, поднял с земли какую-то вещицу и с удивлением уставился на сильно истертую репродукцию Самарской иконы Божией Матери.

— Икона сия прославлена с тысяча семьсот тридцать шестого года, — сказал по слогам Седов, с трудом разбирая подпорченный текст.

Услышав слова Седова, Варя дрогнула всем телом. Оставив Ласку, она шагнула к сержанту, решительно выхватила репродукцию у него из рук, бережно спрятала ее в нагрудный карман гимнастерки и тщательно застегнула его на металлическую пуговицу.

Седов, глядя в ее полыхнувшее жаром привлекательное лицо, насмешливо покачал головой.

— Эх, Варюха, верующая ты моя комсомолка! Слушай меня. Если прорвемся к нашим, икону спрячь. Замполит узнает, съест!

— Скорее я кого-то скоро съем, товарищ сержант.

— Почему так?

— Есть факты.

— Поделишься?

— Женщины с мужчинами о таком не делятся.

— В чем проблема?.. Представь, что я твоя красивая закадычная подруга. Давай пошепчемся, а?

— Вы?.. Какой вы хитрый, товарищ сержант! Вы достаточно показали, какая вы девушка и красивая подруга. Нет, не скажу!

— Ладно, хватит разговоров, — устало сказал Шилов, — ночуем здесь, а на рассвете выдвигаемся.

Надо было найти и прикончить русского кабана, но потеря планшета совершенно выбила Эрика из колеи. В планшете хранилась важная секретная оперативная карта, поэтапно показывавшая, как надо поступать вплоть до прорыва к Курску. Эрик был обязан доложить о пропаже, что он сразу же сделал, немедленно связавшись по рации с командованием.

Командир был очень недоволен, так как рота наткнулась на вторую линию советской обороны, и каждый «тигр» находился на особом счету, однако судьба секретной карты была также не менее важна. Скрепя сердце, он назначил служебное расследование, а Эрику приказал ждать в ближайшем русском селе.

Получив от Эрика объяснительную записку, инспектора посоветовали ему во избежание неприятностей в течение суток отыскать пропавшую карту и укатили в штаб, но Эрик, вместо того чтобы бегать в поисках проклятой карты, улегся загорать.

Навалилась такая апатия, что делать ровным счетом ничего не хотелось. Будь что будет!

Разыгралась июльская жара. Расстелив брезент на корме «тигра», Эрик, лежа в одних трусах, пил холодное козье молоко прямо из русского погреба и с удовольствием грел кости под палящим русским солнцем, в то время как остальной экипаж, изнывая от жары, плескался у потемневшего от времени колодезного сруба.

Монотонное ожидание нарушил командир разведгруппы Курт Валленштайн, с которым Эрик подружился, едва прибыв под Белгород. Курт был человеком умным, дела решал, не парясь, можно сказать, играючи. Качество, которого многим так не хватает! С обаятельным разведчиком было не только приятно общаться, у него можно было многому поучиться.

Узнав историю Эрика, Курт в мгновение ока навел справки по рации и выяснил, что в тылу орудует русский танк и маршрут его в принципе несложно вычислить. Уверенный вид Курта пробудил у Эрика желание действовать.

Он вдруг приподнялся на локте.

— Послушай, дружище, ставлю канистру французского коньяка, если ты сообщишь координаты русского кабана и они подтвердятся!

— Эрик, он кружит по оврагам в камышах, как видно, никак не может проскользнуть сквозь расположение наших войск. Я сообщу тебе по рации точку перехвата, и ты устроишь засаду.

— В таком случае, жду, Черепаха ноль девять!

— Ты разделаешься с ним еще до захода солнца, Мамонт двадцать один!

— Удачной охоты, Курт!

— Удачной охоты, Эрик…

Разведчик нырнул в свой пятнистый полугусеничный бронетранспортер и укатил. Эрик потер лиловое запястье, оно все еще сильно ныло.

Стиснув зубы от боли, лейтенант откинулся на спину и, щурясь, посмотрел на клонившееся к закату солнце. Вместо солнечного диска глаза Эрика вдруг четко, как на кинопленке, увидели болезненно-бледное лицо русского танкиста, так дерзко вторгшегося в его беззаботную жизнь, запрограммированную лишь на одно — легкий, как дыхание взаимной страсти, успех и сладкую, как губы вошедшей в раж красивой девушки, победу.

Эрик оттопырил большой палец правой руки вверх, а указательный палец вытянул вперед, изображая пистолет. Лейтенант поднял дуло своего импровизированного оружия и дерзко прицелился им прямо в центр пылающего жаром солнечного диска. Проклятое русское солнце!

Вдруг мозг снова больно пронзила мысль о монете. У Эрика опять резко испортилось настроение, и он не стал имитировать выстрел в солнечный диск.

Седов оказался, как всегда, прав. По секретной немецкой карте можно было легко сориентироваться и просочиться к своим на стыке немецких воинских частей, по возможности не вступая в бой.