— Ваши величества. — Тэтчер с усилием поклонился.

— Пожалуйста, — сказала королева, — используйте свою магию, чтобы помочь нашему возлюбленному господину.

Ее иностранный акцент звучал отчетливее, чем в последний раз, когда она говорила с ним, как будто сегодня вечером у нее не было сил, необходимых, чтобы сдержать его и выглядеть шотландкой. Тэтчер подошел к кровати. Король, казалось, сдал даже за то время, которое потребовалось доктору, чтобы сбегать в свой рабочий кабинет и вернуться. Тэтчер коснулся лба монарха.

Яков с усилием открыл глаза. Несмотря на прерывистое дыхание, капли пота на лице, слабость пальцев и прискорбно тихий голос Яков, король Шотландии, шестой из носивших это имя, все еще пытался повелевать.

— Это оно? Твое турецкое зелье? Дай его мне.

От царственных манер осталось лишь воспоминание. Голос был таким сухим и слабым, что Тэтчер испугался — как бы ни разрыдаться от жалости.

Доктор предложил выпить его первым.

— Я не могу поручиться, что не допустил какой-нибудь ошибки в расчетах или не выбрал травы, которые могут быть не такими сильными… время года, холод почвы так далеко на севере… Давайте рассмотрим воздействие на здорового человека.

— Хватит. Будь смелее. Дай.

Руки Тэтчера дрожали, когда он выливал весь приготовленный белый сироп из деревянной чаши в кубок рядом с кроватью короля, золотое свидетельство дня его свадьбы с датской принцессой. Король медленно моргнул, с усилием приподнял подбородок и раздвинул губы, чтобы принять струйку жидкости. Тэтчер поддержал королевскую голову. Он попросил разрешения, но король был слишком слаб, чтобы дать его или отказать в нем.

Кончиком пальца доктор собрал убегающие капли и переместил в королевский рот, прежде чем они могли бы достичь бороды и пропасть навсегда. Король откинулся на подушку и вцепился в палец Тэтчера. Он попытался улыбнуться:

— В елизаветинской Англии отравителей принято варить заживо.

Тэтчер пожал плечами.

— В мавританских землях их лишают зрения.

— Здесь так не поступают, мой друг, — сказал Яков, хотя было неясно, был ли шотландский закон более милосердным или более жестоким. Король сжал палец Мэтью Тэтчера и снова погрузился в беспокойный сон.

Доктор Тэтчер мелко нарезал все травы, которые у него были, и сварил еще порцию сиропа в камине напротив королевской кровати, на балках которого были вырезаны защитные символы, чтобы подручные сатаны, демоны, не напали на короля через дымоход. Он охлаждал сироп каплями воды, вина или пива, когда пажи приносили кувшины, и вливал все, что мог, в рот спящему королю, пока длилась ночь. В самые мрачные часы Мэтью Тэтчер потерял всякую веру в ту самую математику, которую когда-то изучал Махмуд Эззедин. По мере того как король продолжал потеть, погружался в глубокий сон, по мере того как его сердцебиение замедлялось, математика утрачивала свою незыблемость. Возможно, вся алгебра, которую использовал Тэтчер, была неправильной. Он начал сомневаться, что тонкие ножки арабских цифр достаточно сильны, чтобы поддерживать бремя реальной жизни. Тэтчер дал королю больше сиропа, чем было пропорционально необходимо для его восстановления, учитывая количество, которое он влил первому (и единственному) выжившему кролику и самому себе, когда принял куда меньше яда. Он пересчитал вес и объем, и математика уверенно предсказала: король выживет. И все же Яков лежал неподвижно, его сердце билось вяло, а дыхание становилось все более зловонным.

Растущая тяжесть давила на отчаявшегося, виноватого доктора: если и впрямь только математика имела значение, то милосердная и смертельная доза, которую Маргарет приняла с благодарностью и с открытыми глазами, была всего лишь зеленоватой крупицей того, что король мог слизать с пальцев за десятки шахматных партий. И даже хуже: точное количество яда, проглоченного Яковом, не поддавалось измерению, ведь он не выпил все разом, а поглощал неопределенно малые дозы несколько недель. Обезьяна, с учетом ее веса, умерла через считаные дни после начала воздействия и до того, как Тэтчера вызвали для осмотра, так что доктор упустил самое важное — не смог проверить свойства белого лечебного средства. Маленькое существо, похожее на человека, которое проглотило яд таким же образом, как и король, могло бы великодушно решить все вопросы, подтвердить все переменные (и даже выжить). Но Тэтчера не позвали.

И поэтому доктор, чье предчувствие катастрофы росло с каждой минутой, просто резал травы и готовил все новые порции, вливая белесый сироп в рот короля дрожащими руками, глотая предписанное самому себе горькое зелье раскаяния, смирения и угрызений совести, в котором была слабая — разбавленная почти до неэффективности — примесь надежды, даже множества надежд, и аромат чего-то далекого.

Николсон разбудил Тэтчера на стуле в приемной, где тот спал сидя: его пальцы были в пятнах, а потрескавшаяся белая корка вокруг губ свидетельствовала о том, что он ставил эксперименты на себе всю ночь.

— Он зовет вас, — сказал англичанин.

Короля приподняли, осмотрели со всех сторон, вымыли и побрили, ногти отполировали до блеска. Он сильно похудел. Французский юноша вернулся, одетый в голубое, как и королева, только она была в белом. Тэтчер потер усталые глаза, попытался разгладить собственную одежду, ощущая резкие телесные запахи на фоне благоухания духов. Королева и француз стояли по разные стороны от короля, но оба смотрели на доктора. Это был первый раз, когда Тэтчер видел этих двоих так близко друг к другу, и он удивился миру между этой троицей. Комната гудела от благородных прислужников и пажей.

Тэтчер начал кланяться, но Яков остановил его:

— Мэтью Тэтчер. Стойте прямо перед своим королем.

— Силы и здоровье вашего величества возвращаются. Хвала Господу. Ваше королевство и ваш народ возрадуются.

— Моя жизнь принадлежит Богу, но вы, несомненно, были Его орудием. Я знаю, Мэтью, что вы сделали.

Тэтчер склонил голову. Он не мог поступить иначе. Он ждал.

Тишина в комнате, глаза в комнате.

— Я стоял на пороге смерти. Вы стояли рядом со мной.

Вооруженные люди у дверей.

— В момент величайшей опасности, словно в бою, мой самый верный человек был рядом. Мне говорили, хотя я и не помню, что вы оставались со мной, не зная отдыха. Ваша проницательность и белая магия защитили меня.

— У меня нет слов, ваше величество. Я благодарен Богу за ваше здоровье.

— Да. Ну, я думаю, дело не только в этом. И вы будете щедро вознаграждены, Мэтью Тэтчер. Настанет день, когда я стану королем всей Британии: Шотландии, Англии, Уэльса. И Ирландии тоже. И моим королевским врачом станет человек, исполненный великой мудрости, который не покинул меня в мой самый темный час.

Тэтчер почувствовал, как подступают слезы. Как глупо. Надежда грозила прорваться сквозь легкие, из глаз. У него задрожал подбородок.