– Меня зовут Терри, – сказал он, приблизившись.

– Терри-Гарри, какая, на фиг, разница? Чего ты тут вынюхиваешь ночью?

Веселая и общительная Мария жила в Лондоне и уже несколько раз пыталась завязать с Терри дружескую болтовню. Это была крупная женщина с каскадом подбородков и неизменной шкодливой улыбкой на губах. Поговаривали, что своими габаритами она отчасти обязана лекарствам, держащим в узде хроническую нарколепсию, но Мария весело признавалась, что немалый вклад внесла ее страсть к шоколадным пончикам и земляничным ватрушкам. Терри она нравилась – как и всем остальным в клинике, за исключением доктора Даддена.

– Ездил на день в Лондон, – ответил он.

– Понятно. Прогульщик.

– В каком-то смысле, да.

– Может, выпьешь с нами, а? Мужчина тут кстати придется.

– А разве вам не положено лежать в своих постелях?

– Так он же умотал, наш доктор Смерть. Еще днем укатил на конференцию. А кроме того, это мой последний вечер, вот я и решила отпраздновать. Знаешь поговорку, когда кошки нет…

– …мыши могут расслабиться, – закончил Терри. И ради доктора Мэдисон добавил:

– Крысы, надеюсь, тоже. – Она не ответила, и на лице ее ничего не отразилось. – Ну, хорошо, – сказал он. – Только занесу сумку наверх и сразу спущусь.

К тому времени, когда он вернулся, доктор Мэдисон уже исчезла.

– Пошла спать, – объяснила Мария.

– Бедняжка слишком много работает, – сказала Барбара. – Он ее совсем загонял.

Мария передала Терри бумажный стаканчик, до краев наполненный белым вином.

– Ну, – сказал он, сделав первый глоток, – уже предвкушаете, как снова окажетесь в реальном мире?

– Предвкушаю встречу с детьми. И мужем. Соскучилась. Но вообще-то мне здесь понравилось. Две недели у моря. И позабавилась хорошо.

– Она любит посмеяться, – сказала Барбара, и обе захихикали. – Вы бы видели, что с ней происходит, когда она смеется. Такой странной становится.

– Только не заводи меня, – сказала Мария, смех ее перешел в гортанный звук, шедший откуда-то из самого чрева. – Не заводи меня. Ты же знаешь, что я не выдержу.

– А что такое? – сказал Терри. – Что происходит, когда вы смеетесь?

– Она слабеет, – ответила Барбара. – Слабеет и становится какой-то странной. Знаете, говорят, что от смеха теряешь силы. Вот с ней такое и творится.

– Ну не надо меня заводить, – простонала Мария, напрягаясь изо всех сил, чтобы не расхохотаться. – Только попробуй завести какой-нибудь анекдот.

– Помнишь, тот, что ты мне сама рассказала? – отозвалась Барбара. – О человеке с бананом. – Она повернулась к Терри. – Знаете? У одного человека было три банана. Сел он себе в набитый автобус и испугался, что бананы подавятся. И тогда сунул один банан в нагрудный карман, другой – в боковой карман, а третий – в задний карман штанов…

Мария, собрав, казалось, все силу воли, подавила смех и резко оборвала Барбару:

– Хватит! Дай передохнуть. Я не хочу, чтобы это произошло при Гарри…

– Терри.

– Терри. Видишь ли, мне здесь нечем гордиться. Я не люблю, когда меня видят такой.

– Прости, дорогая, – покаянно вздохнула Барбара. – Просто я подумала, что Терри будет интересно.

– Ну да, конечно. Я тебе не клоун. – И Мария принялась объяснять:

– Понимаешь, с нарколептиками случается иногда такая штука, катаплексия называется. И когда смеешься – ну от смеха такое как раз и случается – то, бах, шлепаешься в обморок. Пальцем даже пошевелить не можешь, но при этом все-все понимаешь и чувствуешь. Со мной так уже лет тридцать, но лишь пару лет назад поняли, в чем дело. Так что теперь я хохочу поменьше – надоело вечно выставлять себя на посмешище. Все мои подруги и родственники считают, что это жуть как смешно, когда я падаю и теряю сознание, они постоянно меня заводят, все норовят меня ухохотать. Ну, наверное, судьба у меня такая, да? Я всегда такой была. Любила посмеяться. Ну, скажи, разве можно жить без смеха? Надо ж хохотать, чтобы выжить…

Терри вдруг вспомнил прощальный вечер в Эшдауне и понял, что в тот вечер случилось с Сарой – когда она так странно реагировала на его шутки, они еще решили, что она просто выпила лишнего. И тут же память о прошлом осветила настоящее, и с Терри произошло то, чего не случалось уже много лет: он взглянул на смешливую Марию по-новому и всей душой пожалел ее – впервые за долгие годы Терри испытывал истинное сочувствие к ближнему своему; он вглядывался в лицо Марии, видел в нем грусть пополам с весельем, и думал: в самом деле, что за судьба такая – любить смех больше всего на свете и знать, что он несет гибель, – точь-в-точь, как у крыс доктора Даддена, которым приходится отказываться от сна всякий раз, когда так хочется заснуть…

– Вам помогло? – спросил он. – Помогло лечение?

– Ну, меня пичкали какими-то новыми таблетками, – сказала Мария. – Уж не знаю, есть ли от них толк. Но главное лечение – это разговоры. Клео просто молодчина. С ней я могла разговаривать часами. Мне кажется, я могла бы рассказать ей все.

– Простите, – сказал Терри, – кто молодчина?

– Клео. Доктор Мэдисон.

Терри долго смотрел на нее.

– Знаете, мне действительно пора, – сказал он наконец. – Я почти весь день провел в дороге, а уже совсем поздно. Пойду.

Терри отодвинул стул и, пошатываясь, скрылся в доме; лишь на следующее утро – после ночи, когда ему удалось на час с лишним погрузиться в четвертую стадию сна и даже испытать на краткое мгновенье первый и смутный признак сновидения, – он позволил себе задуматься над услышанным накануне именем и проанализировать то головокружительное удивление, которым оно в нем отозвалось. Тогда-то он и вспомнил, чье это имя, и в тот же миг понял, почему лицо доктора Мэдисон казалось таким знакомым.

И Терри отправился ее искать.

* * *

Пока Терри утром того четверга рыскал по коридорам Эшдауна, разыскивая доктора Мэдисон, Сара грызла тост и осторожно поглядывала на «Дом сна» – книга лежала на кухонном столе неразорвавшейся бомбой. Сара еще не открывала ее.

Нелепо, говорила она себе, испытывать суеверный страх перед обычной книгой. Какой вред, если она перелистает ее и прочтет несколько страниц? Неужели она считает, будто этот низкопробный романчик, который они с Вероникой держали за изысканную шутку, мог приобрести таинственную силу, способную ее ранить?

Сара посмотрела на часы: через пять минут пора на работу.

Кухонным полотенцем она вытерла пальцы, пододвинула книгу к себе и медленно взяла в руки. Книга словно по собственной воле раскрылась, из нее выпал лист бумаги. Сложенный линованный листок из блокнота, одна сторона которого была исписана.