как это может работать? То есть это что же, у всех женщин период – в смысле менструация – наступает в одно и то же время?

Понтер моргнул.

– Конечно.

– Но как это воз… а, поняла. – Мэри улыбнулась. – Этот ваш нос – он ведь очень чувствительный, правда?

– Всегда считал его совершенно обычным.

– Но он наверняка гораздо чувствительнее наших. Носов, я имею в виду.

– Ну да, у вас носы действительно очень маленькие, – согласился Понтер. – Мне от них даже становится немного не по себе – всё время кажется, что вы сейчас задохнётесь. Хотя я заметил, что многие из вас дышат ртом, возможно, как раз поэтому.

– Мы всегда полагали, что неандертальцы эволюционировали, приспосабливаясь к условиям оледенения, – сказала Мэри. – Мы считали, что ваши большие носы позволяли вам увлажнять холодный воздух перед тем, как он попадёт в лёгкие.

– Наши учёные, которые изучают древних людей, считали точно так же.

– С тех пор как эволюция создала ваши носы, климат существенно потеплел, – продолжила Мэри. – Но вы сохранили эту особенность, вероятно, по причине благоприятного побочного эффекта: большой нос – это ещё и более острый нюх.

– Более острый? – усомнился Понтер. – Ну, я, конечно, различаю запахи каждого из вас, и запах разных продуктов на кухне, и цветов во дворе, и той вонючей штуки, которую Рубен и Лу жгли в подвале, но…

– Понтер, – прервал его Рубен, – для нас вы вообще не пахнете.

– Правда?

– Правда. Нет, если я засуну нос к вам под мышку, то наверняка что-то учую, но в обычных обстоятельствах люди не различают запахов других людей.

– Как же вы находите друг друга в темноте?

– По голосу, – ответила Мэри.

– Очень необычно.

– Но вы можете не только обнаружить чьё-то присутствие, правда ведь? – спросила Мэри. – В тот раз, когда вы странно на меня посмотрели. Вы ведь… – Мэри запнулась. Но Луиза – женщина, а Рубен – доктор, так что чего уж там. – Вы заметили, что у меня период, ведь так?

– Да.

Мэри кивнула.

– Даже женщины нашего вида, к примеру Луиза и я, если они живут вместе достаточно долго, могут синхронизировать свои менструальные циклы – а у нас обоняние, считай, отсутствует. Я думаю, что вполне возможно, чтобы все женщины жили по одному циклу.

– Никогда даже и не думал, что может быть по-другому. Меня очень удивило, когда я заметил, что у вас наступила менструация, а у Лу – нет.

Луиза нахмурилась, но ничего не сказала.

– Так, – вмешался Рубен, – кто-нибудь хочет чего-нибудь ещё? Понтер, ещё кока-колы?

– Да. Спасибо.

Рубен поднялся.

– Вы знаете, что в этом напитке кофеин? – спросила Мэри. – Может вызвать привыкание.

– Не беспокойтесь, – ответил Понтер. – Я выпиваю всего семь или восемь баночек в день.

Луиза рассмеялась и снова принялась за салат.

Мэри откусила ещё кусочек гамбургера; кружок лука хрустнул на зубах.

– Но погодите, – торопливо сказала она сразу, как только проглотила. – Ведь это значит, что ваши женщины не скрывают овуляцию.

– Ну, она скрыта от глаз…

– Да, но… знаете, я вела совместный курс с кафедрой женских исследований: «Биология доминирования в сексуальных отношениях». Мы предполагали, что скрытая овуляция – это ключевое свойство, благодаря которому самка получает постоянную заботу и защиту от самца. Ну, вы знаете: если вы не способны понять, когда самка фертильна, то лучше быть внимательным всё время, иначе станете рогоносцем.

Хак загудела.

– Рогоносцем, – повторила Мэри. – Это такая метафора. Означает мужчину, который тратит энергию и силы на выращивание детей, зачатых другим. Но в условиях скрытой овуляции…

Понтер оглушительно захохотал. Массивная грудная клетка и глубокая ротовая полость создавали басовитые громоподобные раскаты.

Мэри и Луиза недоумённо посмотрели на него.

– Что такого смешного? – спросил Рубен, ставя перед Понтером новую банку кока-колы.

Понтер поднял руку; он пытался перестать смеяться, но у него ничего не получалось. В уголках его глубоко сидящих глаз выступили слёзы, а обычно бледное лицо отчётливо покраснело.

Мэри, по-прежнему сидя за столом, положила руки на бёдра – и тут же смутилась своей реакции; в языке тела руки на бёдрах означали увеличение видимого размера с целью запугивания. Но Понтер был настолько кряжистей и мускулистее любой женщины, да и почти любого мужчины, что такая попытка выглядела смехотворной.

– Так что смешного? – спросила она.

– Простите, – сказал Понтер, приходя в себя. Своим невероятно длинным большим пальцем он вытер с глаз слёзы. – Просто у вашего народа иногда такие смешные идеи. – Он улыбнулся. – Говоря о скрытой овуляции, вы имеете в виду, что у человеческих женщин она не сопровождается вздутием гениталий?

Мэри кивнула.

– Как у шимпанзе и бонобо, а также горилл и большинства других приматов.

– Но у людей вздутие гениталий пропало не для того, чтобы скрыть факт овуляции, – сказал Понтер. – Оно пропало тогда, когда перестало быть эффективно в качестве сигнала. Когда климат стал холоднее, и люди начали носить одежду. Такой тип визуальной сигнализации, базирующийся на напитывании тканей жидкостью, требует значительных энергозатрат; он потерял своё значение, когда мы начали укрывать свои тела шкурами животных. Но – по крайней мере, у моего народа – факт овуляции по-прежнему легко устанавливается с помощью обоняния.

– Вы можете учуять овуляцию так же, как и менструацию? – спросил Рубен.

– Связанные с нею… химические вещества.

– Феромоны, – подсказал Рубен.

Мэри медленно кивнула.

– Получается, – сказала она, скорее для себя, чем для Понтера, – что самцы могут удалиться на неделю и больше, не беспокоясь о том, что их самки забеременеют от кого-то другого.

– Точно так. Но не только это.

– Да? – спросила Мэри.

– Мы считаем, что причиной того, что наши предки-мужчины «уходили в лес» – думаю, у вас тоже должна быть похожая метафора, – было то, что женщины становились весьма неприятны во время Последних Пяти.

– Последних Пяти? – переспросила Луиза.

– Последние пять дней месяца перед самым началом нового цикла.

– О, – догадался Рубен. – ПМС. Предменструальный синдром.

– Да, – сказал Понтер. – Но конечно, это не настоящая причина. – Он слегка повёл плечами. – Моя дочь Жасмель изучает историю до начала отсчёта поколений, она мне объяснила. На самом деле было вот что. Мужчины постоянно дрались за доступ к женщинам. Но, как заметила Мэре, доступ к женщинам эволюционно значим только в течение той части каждого месяца, когда женщина может забеременеть. Поскольку циклы всех женщин синхронизированы, мужчины гораздо лучше ладили друг с другом, живя отдельно на протяжении большей части месяца и появляясь всей толпой в критический для производства потомства период. Не женская раздражительность породила такое поведение, а мужская склонность к насилию.

Мэри кивнула. С тех пор когда она вела тот курс, минули годы, но всё выглядело донельзя