— Зачем ты мои зрачки проверяешь, Василиса? — спрашивает он хриплым голосом.

— Я не уверен. Врачи постоянно делают это в кино. Я убираю выбившуюся прядь волос с его лба.

— Тест зрачков проводится для проверки на черепно-мозговую травму. Это не имеет ничего общего с кровотечением.

— Ну, я все равно их проверяю. Оставайся смирным.

Мне его глаза кажутся нормальными. Но его кожа кажется теплой. Я касаюсь его виска кончиками пальцев, затем тыльной стороной ладони — его щеки. Бля, я не могу понять. Поднявшись на цыпочки, я прижимаюсь губами к его лбу.

Рафаэль напрягается, как доска, каждый его мускул напрягается от напряжения.

— Что ты делаешь? — он спрашивает. Тон его голоса странный. Я вижу, что ему не по себе, но понятия не имею, почему.

— Проверяем температуру. Я приближаю губы к его виску. Затем вернемся к его лбу. Нет, температура у него вроде нормальная. На данный момент. Я провожу костяшками пальцев по его скуле. — Нам следует поторопиться. Вам нужно принимать антибиотики.

Рафаэль склоняет голову набок и наклоняется ниже, впившись мне в глаза. — Я уже взял немного. Но если это заставит тебя меньше волноваться, я возьму их снова.

— Я не думаю, что лекарства действуют именно так—, — задыхаюсь я, загипнотизированная опасным блеском в его глазах.

— И я не ожидал, что ты будешь беспокоиться о моем благополучии.

— Конечно, я волнуюсь! Мы практически в глуши. До поместья ехать минимум полчаса. Как ты собираешься водить машину в твоем состоянии?–

— Какое состояние?–

— Состояние кровотечения повсюду! — кричу я, а в уголках глаз собираются слезы.

— Мои кровеносные сосуды не справляются с управлением, Веспетта.

Разочарованный всхлип срывается с моих губ. Я вытираю слезы тыльной стороной ладони, затем хватаю его за руку и трясу.

— Как ты можешь быть таким чертовски невозмутимым? Ты ранен! Что делать, если вы впадаете в шок? Или истечь кровью? Я не знаю первой помощи, Рафаэль! А что, если мне нужно отвезти тебя в отделение неотложной помощи, а ты не отвечаешь? Я даже не знаю твою группу крови! Или если у вас аллергия на лекарства. Что, если-

Рот Рафаэля сжимает мой. Как обычно, когда он меня целует, я напрочь забываю обо всем, кроме него.

— Ты умеешь водить, — бормочет он мне в губы. — Или мы можем просто сесть в машину, и ты покатаешься на моем члене. Убедитесь, что моя кровь перенаправлена ​​в другое место.

Я прикусываю его нижнюю губу. Жесткий. Затем заставлю себя прервать поцелуй. — Ключи.

Глаза Рафаэля сужаются в ухмыляющиеся щелочки, когда он достает ключи из кармана и бросает их мне на вытянутую ладонь. Я забираюсь на водительское сиденье и тянусь к рулю. Но с тем же успехом он и педали могут находиться в другом часовом поясе.

— Ммм. Где… — начинаю я спрашивать, но уже скатываюсь вперед.

— Вот—, — говорит Рафаэль, удерживая переключатель на внешнем крае основания сиденья. — У меня нет дополнительных подушек, — продолжает он, нажимая на другой рычаг, чтобы поднять сиденье, — но с этого момента я позабочусь о том, чтобы в автомобиле была одна.

— Подушки?–

— Да. — Он обходит машину и садится на пассажирское место. — Вам будет легче видеть за рулем с дополнительной набивкой.

Я качаю головой. Сицилианец только что меня подразнил?

— У вас есть GPS? — спрашиваю я, запуская двигатель. — Я не могу найти дорогу по этим проклятым извилистым грунтовым дорогам.

— Мне нравятся извилистые грунтовые дороги. Одна из главных причин, по которой мне нравится район Таормины, заключается в том, что здесь не так много автомагистралей.

— Что плохого в хороших, прочных шоссе?–

— Они портят ландшафт.

Я украдкой смотрю на него краем глаза. — Как вы себя чувствуете?–

— Странный.–

В моей голове мгновенно срабатывают сигналы тревоги. — В чем дело?–

— Я никогда раньше никому не позволял водить мою машину.

— Почему нет?–

— Как я уже говорил вам, я не люблю, когда трогают мои вещи. В том числе и мои машины. Моя одежда. — Он включает GPS, затем встречается со мной взглядом. — Моя кровать.–

Закусив нижнюю губу, я быстро оглядываюсь на дорогу перед нами. Я ношу одежду Рафаэля с тех пор, как приехал сюда. Фактически, он приложил все усилия, чтобы заставить меня носить только его одежду в течение нескольких дней после моего приезда. И я все это время спал в его постели.

— Почему? — Я спрашиваю.

— Потому что давным-давно я потерял все, что у меня было, и у меня не осталось ничего, что принадлежало мне. За все, что у меня есть сейчас, я боролся кровью и потом, чтобы завладеть этим, но ради этого я отдал большую часть своей души. Легкий ритм его слов меняется, и его тон меняется, приобретая резкость. — Я не делюсь тем, за что пришлось выменять душу, Василиса.

— Но ты поделился ими со мной.

— Я сделал. — В уголках его игривых глаз расходятся гусиные лапки. — Потому что ты тоже мой.

Это такая шовинистическая линия. Но вместо того, чтобы поднять мои волосы, его собственничество посылает приятное тепло по моей груди. Его слова заставляют меня таять. Боже, помоги мне. Я в нескольких шагах от того, чтобы свернуться калачиком рядом с ним и замурлыкать, как счастливый маленький котенок.

— Я не твой, — бормочу я и сворачиваю на главную дорогу. — Потеря крови приводит к бреду.

— Тогда ты будешь. Рафаэль открывает бардачок и достает пачку сигарет.

— Что с тобой, черт возьми, не так? Я смотрю на него.

— Что?–

— Курение может повысить вероятность кровотечения, а также повлиять на заживление раны, вот что. Я вырываю рюкзак из его рук и швыряю в открытое окно.

— Ты же понимаешь, что если я умру, ты сможешь вернуться домой, не так ли? — Он кладет свою теплую ладонь мне на бедро, прямо на плоть, обнаженную разрезом на моем платье. — Знаешь, я отчетливо представляю себе твое прекрасное обещание о том, что собаки сожрут меня и выложат мои останки. Вероятно, это самая интригующая угроза смерти, которую я когда-либо получал.

Мои пальцы сжимают руль, и я не отрываю глаз от участка дороги за лобовым стеклом. Он прав. Если бы его не было в поле зрения, я бы смог выйти на свободу. Такая возможность никогда не приходила мне в голову. На самом деле, сама мысль о том, что с ним происходит что-то плохое, вызывает у меня ощущение падения в глубине живота.

Я сильнее нажимаю на педаль газа.

Его рука скользит по внутренней стороне моего бедра, затем поднимается вверх. — М-м-м. Я понятия не