Варварский кич!

Безвкусная купеческая показуха. Бесстыжая демонстрация подпольного богатства людей, проживающих в этом музее тщеславия. Эпоха царицы Елизаветы Петровны, круто замешанная на роскоши императора Октавиана и сбрызнутая блеском фараона Аменхотепа.

Как тут вообще можно жить?

Как можно жить в музее? В Зимнем дворце, к примеру. Хотя… Екатерина ведь жила…

Я стоял перед темным, поблескивающим дорогими безделушками коридором и почему-то не решался сделать следующий шаг. Что же меня ждет в самих комнатах? Представить страшно. Мне там плохо не станет, с моей гипертрофированной впечатлительностью? Сейчас: переведу дыхание, соберусь с духом – и вперед, как в прорубь. Пора окунуться в невиданные сказочные чертоги, и…

…Похоже, никуда я не окунусь… Потому что в этот миг прямо у меня над ухом…

…ЩЕЛКНУЛ ЗАМОК ВХОДНОЙ ДВЕРИ!

А вот теперь уже точно – приплыли!

Вот где пригодится моя впечатлительность!

Злой джинн вернулся в свою сказочную лампу…

А там – сюрпри-и-из…

– Да ты заходи, заходи. Не робей.

Да-да! Именно так. Ни больше ни меньше. А что прикажете еще делать?

Притвориться невидимкой? Очень сомнительное решение. Самому напасть на входящего Борюсика? Или сломя голову нестись к запасному выходу? Так догонит, к гадалке не ходи. Может быть, демонстративно застрелиться? Было бы из чего…

Короче, ни одного более или менее приемлемого варианта. Вот я и встретил своего врага чуть ли не хлебом-солью, вызывающе облокотившись спиной о бархатную стенку и нагло скрестив руки на груди.

«В нахаловку»…

– Ну что, Боря, уставился? Не ожидал? Да ты прикрой, прикрой дверь-то, дует…

– Ты?

Белобрысый медленно оглядел все кругом, не спеша заходить в квартиру. Он походил сейчас на туго сжатую пружину, в любой миг готовую сорваться и снести все препятствия на своем пути.

– Нет здесь никого, уважаемый. Ты не волнуйся. Один я… пока…

Почти без шума Борюсик скользнул через порог и плавно закрыл за собою дверь.

– Один, говоришь? Это хорошо…

Сказать, что прозвучало зловеще, – это ничего не сказать. Только меня уже так понесло, что паниковать и сокрушаться было поздно:

– Один, один. Потому как не нужен нам с тобою никто, Борис Яковлевич. Для нашего разговора свидетели не нужны. Да и не проживут они долго, если что и услышат. Не так ли?

Банальнейшая психотехника диалога: элементарная наживка начального уровня – так называемое «провоцирование на единомыслие». Это о моем «не так ли». Приглашение к бессознательному согласию оппонента пусть даже и по незначительному поводу. На автомате. А дальше – куда нелегкая вынесет. А как она действительно вынесет, на данный момент было не совсем ясно. Что сейчас врать буду, я пока еще и не придумал. Работал на чистой импровизации. Причем с высочайшими ставками – на грани жизни и смерти.

– Извини, что без приглашения, – продолжал я лицедействовать, – не было другого выхода. Да и со временем, согласись, у нас не очень-то богато.

Очередной иезуитский прием: «согласись», «у нас». «Мы» уже ассоциируется почти как команда единомышленников. А не как кошка и мышка. Я надеюсь…

Что же ты молчишь, Борюсик? И смотришь так… нехорошо как-то…

– Я, кстати, дальше прихожей и спортзала у тебя и не был, – стал заходить я с другой стороны, – может, похвастаешься своими хоромами? Вроде бы с эстетикой и вкусом у тебя проблем не было. Насколько я успел заметить.

А вот эту молекулу лести, эту микроскопическую наживку Борюсик неожиданно проглотил! Молча сделал приглашающий жест рукой в сторону навороченного коридорчика – мол, прошу, сударь, не обессудьте.

Отлично! Начинает протягиваться тонюсенькая ниточка полувербального контакта. Полу-, потому что коммуникация функционирует пока только с моей стороны. Белобрысый оппонент пока что большей частью зловеще помалкивает.

Ну спасибо, что хоть голову пока мне не откручивает, и то ладно.

Вот я встрял-то, если честно!

– Няшненько у тебя здесь…

А в начале нулевых говорили уже «няшненько»? Или нет? Судя по тому, как вытаращился Борюсик, скорее всего, нет.

– В смысле красиво жить не запретишь… можешь же, когда захочешь…

Бред. Опять начинается заговаривание зубов. Как тогда, на заборе.

Я плюхнулся в шикарное кожаное кресло, тут же нежданно утонув в нем почти по самые ноздри. Какое же оно мягкое! Как облако. Из такого быстро и не вскочишь. Как в паутину сам себя загнал. Надо продолжать «грузить» оппонента, пока не придумалось чего-нибудь полезного:

– Знаешь, Боря, о чем я скучаю в этом детском теле? Целый год уже, без малого. Не поверишь – о рюмке хорошего коньяку. Знаешь, аж скулы сводит от искушения, как представишь. Или хотя бы – бокал вина, на худой конец. К примеру, «Седьмое небо князя Голицына»? Наше, массандровское. Не знаешь? Да ты что! Шутишь?

– Тебе что, вина налить?

– Да нет. Возраст не тот. Боюсь вырубиться с трех капель, не успею даже вкуса распробовать…

– Ты говорил, что со временем у нас неважно…

– Да-да! О деле. Да ты не стой, Боря. Не стой. В ногах правды нет. Присядь.

Белобрысый послушно примостился на край какой-то антикварной кушетки. Прямой как лом, напряжен, не расслабляется ни на секунду и ожидает подвоха с любой стороны. Но тем не менее явно заинтригован моим странным поведением.

Только надолго ли хватит его заинтересованности?

– Значит, о деле. У меня сложилось впечатление, что в прошлую нашу встречу между нами возникло какое-то недопонимание. Ты не находишь?

Белобрысый отчетливо скрипнул зубами.

А, ну да. Ребра. Должны по идее еще побаливать.

– Да ты зла не держи. Отнесись с пониманием. Как старший товарищ к младшему! Выхода другого не было. Потому как не было на тот момент у меня разрешения все тебе рассказывать. А тебе уж очень хотелось тогда меня, как бы это помягче сформулировать, – умертвить. Уконтрапупить. А на это я пойтить ну никак не мог. Понимаешь? И не только я… Ты, кстати, обратил внимание, как наши приняли твоих бойцов в больничке? Не впечатлился?

– Так ты от ментов, что ли?

– Не совсем. Выше бери.

– Куда выше? Кагэбэшники? Цэрэушники?

– Да вот и не совсем… Кому КГБ, а кому и… Кому война, а кому и мать родна… – начал я «буксовать», стремительно перебирая в голове варианты, и… в этот миг пришло спасительное озарение. – Короче! Давай о главном. «Москвич». Желтого цвета. Грузовичок-мини. Тот, который снес тебя в семилетнем возрасте около больницы. Помнишь?