Прямо напротив окна Эммы располагалась кузница под наспех сколоченным навесом, и двое обнаженных до пояса норманнов с длинными, схваченными узкими ремешками волосами мерно били по наковальне, на которой вишнево светилась длинная полоса заготовки. Еще один, склонившись над копытом лошади, осматривал ослабевшую подкову. На первый взгляд открывшаяся ей картина казалась почти мирной, если бы здесь не было такого множества вооруженных воинов, а ветер не приносил бы порой запаха крови и нечистот от ютящихся где-то пленных, если бы не виднелись вдали на шестах отрубленные головы тех франков, кто выказал неповиновение или чем-то задел норманнов. И хотя большинство язычников просто сидели, греясь на солнышке, вид у них был воинственный, а смех слишком напоминал Эмме о событиях прошлых дней. Норманны вскоре заметили глядевшую в окно девушку, повернули головы в ее сторону, а один из них приветливо помахал рукой. Эмма, сжав зубы, впилась пальцами в гранитную плиту подоконья. «Я должна разучиться бояться их. А главное – не думать о том, что им известно, что произошло со мною».

Вечером в башню снова пришел Атли, принеся две связки свечей и несколько факелов. На Эмму он глядел с немым восхищением. Тетсинда накрыла стол, причмокивая губами от вида яств: куропатки, приготовленные с клюквой, запеченная свинина, отварная морковь и овсяные лепешки с пылу с жару, которые надлежало есть, макая в горьковатый вересковый мед. Атли был оживлен и вновь повествовал о своем непревзойденном брате. Тот должен вскоре вернуться, и тогда они тронутся в путь, в земли, где Эмме ничто не будет угрожать, ибо там и Ролло, и Атли почитают как правителей.

Эмма едва удостаивала Атли редким словом.

– Можно было хотя бы улыбнуться, – сердито выговорила ей Тетсинда, когда юный норманн ушел. – Прежде ты ни на одного парня не могла глянуть, чтоб не очаровать его. А теперь и надо бы, да ты упрямишься, словно хочешь накликать беду. Что, если варвар разгневается? В этой Нормандии его брат равен королю. Даже могущественным Каролингам не под силу с ним справиться. А Атли близок к нему. С ним ты будешь как под дланью Христовой. Я же и дальше с радостью стану прислуживать тебе.

Следующие дни Эмма целиком провела у окна. С невольным удивлением и негодованием она глядела, как ее соотечественники постепенно примиряются с властью норманнов. Тощий брат Авель с готовностью помогал в кузнице. Варвары хлопали его по плечу, угощали вином из своего меха.

Тетсинда деловито сновала по двору, порой перебрасываясь словечком с бездельничающими норманнами. Один из них помог ей поднести тяжелый ушат. В углу находился колодец, из которого, вращая скрипучий ворот, воин в рогатом шишаке тащил бадью с водой. Рядом толпились дети, радостно визжали, когда хохочущий викинг брызгал на них. Растрепанная незнакомая девушка гнала от реки гусей, на ходу перешучиваясь с заигрывающими с нею воинами. Эмма с изумлением глядела на нее. Неужто эта девка в лохмотьях вместо одежды не испытала насилия и ярости норманнов? Слабы разумом эти люди или, наоборот, цепки и умны в своем стремлении выжить, раз могут так скоро примириться с уготованной им участью рабов? Она испытывала стыд и досаду за соотечественников. Отводя взгляд, Эмма глядела на широкую гладь Луары, блестевшую за развалинами стен. Среди искрящихся бликов на воде покачивались длинные силуэты кораблей викингов с оскаленными драконьими мордами. Именно на них люди ярла Ролло приплыли в эти края. Налетавший ветер приносил теплый запах ближнего соснового леса. Над старым Сомюром возносился к небу крутой откос скалы, изрытый темными провалами пещер, невольно напоминавших норы ласточек-береговушек. На вершине маячили выветренные развалины крепости. Нежная зелень уживалась с грубым камнем, пускала корни на руинах, находя эту почву весьма благоприятной для жизни. Камень и зелень живописно венчали эту возвышенность, господствующую над сверкающей Луарой.

В некий день воин на выступе скалы протяжно затрубил в рог. Норманны мгновенно засуетились, хватаясь за оружие. Теперь их оказалось куда больше, чем Эмме казалось поначалу, и скорость, с какой из дремавших на солнце бездельников они превратились в отборных воинов, невольно поразила ее. И все же сердце забилось. Что сулил этот глас трубы? Как знать, может, и на этих покорителей франков найдется управа?

Но надежда вскоре погасла. Викинг что-то прокричал со стены, и норманны, отложив оружие, отправились приветствовать возвращавшихся своих. Вновь прибывшие въезжали на площадь оживленные и торжествующие, радостно окликая встречающих. Их лошади под попонами из церковных риз ржали, перебирая ногами и звеня золочеными наборами поводьев. Почти все викинги были в чешуйчатых кольчугах или тяжелых кожаных панцирях с нашитыми сверху железными пластинами. За плечами или у седельных лук висели большие овальные щиты из твердого дерева, обтянутые кожей или обитые бронзой. Вооружены они были длинными копьями или дротиками со стальными наконечниками, а у бедра почти каждого висел длинный меч или тяжелая секира. На головах ладно сидели кованые шлемы, большей частью с позолоченными украшениями в виде турьих рогов. Впереди ехал предводитель с длинными, развевающимися по ветру волосами, но его голову венчал лишь кованый, ярко сияющий обруч.

Эмма почувствовала, как при взгляде на него у нее стало тяжко в груди, сердце сжалось в комок, а затем застучало, словно сорвавшись с цепи. Волна ненависти обожгла ее. Она почти беззвучно зарычала, и пальцы ее непроизвольно сжались. Воочию, совсем рядом, она видела злейшего врага, человека, сломавшего ее жизнь. Не отрываясь, не мигая она смотрела как он, остановившись напротив ее окна, несколько тяжеловесно после долгой езды выбрался из седла. Донесся звон поводьев, брошенных одному из франков-рабов.

– Не давай ему стоять!

Эмму пронизала дрожь при звуках этого голоса.

– Клянусь! – зашептала она, задыхаясь, словно в забытьи. – Клянусь светлой памятью той, что вскормила и взрастила меня, той, что пронесла меня младенцем на руках из Байе до Анжу, что я отомщу тебе и заставлю омыться кровавыми слезами эти волчьи глаза!

Она видела, как к ярлу подбежал его брат, и они обнялись, смеясь. Ролло оживленно обратился к Атли, но вдруг поднял голову – и их взгляды встретились. В следующий миг Эмма в безотчетном страхе отступила от окна и застыла в глубине покоя, сотрясаясь от дрожи.

– Не смей! – приказала она себе. – Тебе нельзя так вести себя, если ты хочешь осуществить задуманное. Ведь теперь осталось полагаться только на себя и поэтому следует быть сильной. Господь милосерден!

Когда она вновь приблизилась к окну, Ролло уже не было. Эмма видела, как норманны расседлывают лошадей, как рабы вываживают их по кругу, давая остыть после скачки. Вскоре показался обоз, что следовал за передовым отрядом. Повозки с колесами едва ли не в рост человека нестерпимо визжали немазаными осями, слышалось фырканье мулов. Возницы-норманны с довольным видом поднимали дерюжные покровы, демонстрируя сотоварищам то золотую дарохранительницу, то богатое оружие, то тяжелые свертки богатых тканей. За обозом гнали сотни лошадей, коров, даже свиней. Последними двигались утомленные, покрытые пылью пленники. Они растянулись длинной вереницей, прикованные друг к другу за шею цепями, руки их были связаны ремнями. Эмма заметила, что среди пленных много мужчин в хороших туниках и с военной выправкой, как у вавассоров. Немало было также и женщин, многие из которых вели с собой или несли на руках детей. Их не связывали, как мужчин, а по прибытии на место первыми отвели к котлам, где варилась похлебка. Мужчин же не расковывали до поры. Внимание Эммы привлек богато одетый густобровый мужчина, бывший, видимо, главным среди пленных. К нему льнула красивая женщина в платье из расшитого сукна. Она не оставила его и тогда, когда остальным женщинам начали раздавать похлебку. Женщина сидела понуро, вытирая без конца струящиеся слезы.