— А я рада снова видеть тебя, сестрица, после столь долгой разлуки, — с улыбкой крикнула в ответ Элизабет. — Как у тебя дела?

— Честно говоря, не очень хорошо, — вздохнула Мэри. — У меня нелады со здоровьем, а хуже всего я себя чувствую зимой.

Бедная Мэри. Элизабет уже заметила, как та постарела со времени их последней встречи. Конечно, той было уже за тридцать, и не стоило удивляться, что она изрядно увяла, но королева Екатерина говорила, что Мэри страдает многими недугами, а во время месячных испытывает настоящие мучения.

— Я просила заступничества у Святой Девы, — молвила Мэри, чуть вызывающе глядя на короля.

Эдуард нахмурился, став похожим на своего отца, когда у того бывало дурное настроение.

— Я полагаю, ты зря тратишь время на эту папистскую чушь, сестра, — неодобрительно заявил он.

— Сир, вопрос религии — один из тех, которые мне необходимо с вами обсудить, — отозвалась Мэри.

Эдуард замер и сжал губы, выказывая непокорность.

— Наш отец — да упокоит Господь его душу — оставил королевство в добром порядке и спокойствии, — невозмутимо продолжила Мэри, — но боюсь, что лорд-протектор и его правительство делают все для поощрения ереси и беспорядка, вводя новомодную протестантскую разновидность веры. Английский сменяет латынь в богослужении, нам более не следует почитать образы и реликвии, отменены законы против ереси, и ходят ужасные слухи, будто запрещена сама святая месса. Сир, я вынуждена протестовать. Это недопустимо.

Эдуард холодно взглянул на нее.

— Меня поражают твои тревоги, сестра, — изрек он. — Эти изменения произошли по моей воле, и большинство моих подданных — верных подданных — их одобряют.

— Сир, — пылко воскликнула Мэри, — при всем уважении к вам напомню, что вы еще дитя, а ребенок не способен принимать зрелые решения, касающиеся религии. Послушайте тех, кто старше и мудрее вас, умоляю. Как быть тем, кто многие годы преданно исповедовал истинную веру и должен посещать мессу, чтобы облегчить душу? Католическая вера существует с тех пор, как Господь наш сам ходил по земле; она основана Его властью. Кто вы такой, чтобы ее ниспровергать?

Она зашла чересчур далеко. Взгляд юного короля стал ледяным.

— Ты не вправе оспаривать мою власть, — заявил он. — Учти, сестра, что это измена. Я не намерен тебя преследовать и позволяю тебе мирно исповедовать твою религию, но ты не должна подвергать сомнению мои законные указы. Будь уверена, я полон решимости положить конец папистскому учению.

Повисла напряженная тишина. Мэри склонила голову, стараясь сдержаться. Элизабет хотелось, чтобы брат и сестра были не столь упрямы. Почему бы им не позволить друг другу поклоняться Богу по-своему? Зачем лезть в чужую душу? Им никогда друг друга не убедить…

Эдуард сурово посмотрел на Элизабет.

— А ты, дорогая моя сестренка, как относишься к религии? — требовательно спросил он.

— Я следую слову Божьему и воле короля, — искренне ответила она.

Эдуард удовлетворенно кивнул. Видя, что Мэри глядит на нее с нескрываемым смятением, Элизабет подцепила кусок мяса и уставилась в тарелку. Пришла пора сменить тему.

— Будут ли празднества на Рождество, сир? — спросила она брата.

Торжества были, но они ее разочаровали. Какой-то человек в маске изображал папу развратным злодеем, выступили несколько акробатов. В остальном придворные развлекали себя сами, объедаясь, пьянствуя и играя в азартные игры на глазах у юного короля, наблюдавшего за ними с высоты трона.

Элизабет вдруг очень захотелось домой.

— Что случилось со двором? — спросила она Мэри однажды вечером, когда они шли по длинной галерее. Элизабет только что вырвалась из любовных объятий какого-то барона, настолько пьяного, что он ее не узнал. — При жизни отца такого разврата не было. Да и празднества совсем никакие.

— Что верно, то верно, — пробормотала Мэри, с содроганием вспомнив кощунственное представление, по ходу которого папа резвился с монахинями. — Королевы нет, а потому нет и женщин, в присутствии которых мужчины обычно не столь склонны к излишествам. И денег тоже нет. Война с Францией опустошила казну. Королевство разорено!

— Честно говоря, я жду не дождусь, когда смогу уехать, — призналась Элизабет. — И это я, которая всегда тосковала по дворцу!

— Меня не столько беспокоит состояние дел при дворе, как опасная чушь, которой заразили нашего бедного брата, — прошептала Мэри. — Умоляю тебя, сестренка, заботься о своей душе. Не дай этим еретикам сбить тебя с пути истинного.

Элизабет скромно склонила голову, но оставила свое мнение при себе, не желая обидеть сестру.

— Спасибо тебе за заботу, Мэри, — молвила она. — Не бойся, я буду следовать слову Божьему.

Мэри смерила ее ледяным взглядом.

— А как ты, сестра, воспринимаешь слово Божье? — парировала она.

— Я следую учению Иисуса Христа, как и все правоверные христиане, — тихо ответила Элизабет.

— Как у меня уже был повод убедиться, ты весьма умна, — гневно уставившись на нее, язвительно бросила Мэри. — Ты отлично притворяешься. Но Господь знает истинную душу, и Его не проведешь.

Они остановились у двери покоев Мэри. Сестра исчезла внутри, не сказав больше ни слова.

— Доброй ночи, сестра, — произнесла в пустоту Элизабет.

Элизабет радовалась возвращению в Челси и предстоящей встрече с мачехой, но, едва ступив из экипажа на запорошенную снегом землю, она узрела серьезное лицо королевы.

— У меня печальные новости, — объявила Екатерина, обняв и поцеловав падчерицу. — Гриндал умер. Он поехал на Рождество к сестре, но в той округе была чума. Он заразился, и в считаные часы его не стало.

Милого доброго учителя больше не было в живых — его безвременно забрали к праотцам. На глаза Элизабет навернулись слезы.

— Как жалко, — тихо проговорила она.

— Пойдем в дом, — мягко пригласила королева. — Нужно согреться. Адмирал уже ждет. Он говорил, что ему не терпится тебя увидеть. Как поживает его королевское величество?

Они были к ней очень добры — и королева, и адмирал. Усадив Элизабет у огня, они угощали ее дымящимся вином Гиппократа и вафлями. Элизабет вновь потрясло учтивое обаяние адмирала, но в скорби ей было не до него, да и ему приходилось играть роль верного мужа. Мысли Элизабет были заняты несчастным Гриндалом, которого она никогда больше не увидит.

«Кто теперь будет меня учить?» — думала она за полночь, засыпая.

— Миледи Элизабет, вам письмо, — сообщила Кэт, поспешно войдя в спальню, где уже несколько дней лежала, мучимая недугом, ее подопечная.

Элизабет приподнялась на подушках, отложила книгу и сломала печать.