Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он погнал Слейпнир по неухоженной заросшей тропе, ведущей на восток, к горам северного Геллета.
— Думаешь, тертанцы лучше?
— Ну не то чтобы лучше, — признал норсиец, — но в Маладоне нас примут несколько теплее.
— Их вы реже навещали?
— Мы там останавливались. В Маладоне наймем корабль. У меня там родня.
— Хорошо бы, а то тащиться дальше на восток не хочется. — К востоку от Маладона был Ошим, а туда никто не ездил. В Ошиме Зодчие некогда соорудили колесо, и с тех пор любая сказка, после которой снятся кошмары, начинается: «В стародавние времена, неподалеку от Ошимского колеса…»
Снорри кивнул с серьезным видом.
— Маладон. Сядем на корабль в Маладоне.
Горы перебросили нас через осень прямо в зиму. Скверные были времена, хоть мы и закупились в Хоффе теплой одеждой и провизией. Я платил, торгуясь больше, чем обычно, так как понимал, что кусочки серебра могли вымостить мой путь домой, в теплый Вермильон.
Среди геллетских гор мне страшно не хватало той роскоши, которую мы едва вкусили в ту единственную ночь в Высоком замке. Даже вонючие койки «Падающего ангела» были сущим раем по сравнению с ночлегом на голых скалах под пронизывающим ветром на склоне какой-то безымянной горы. Я предложил Снорри более долгий, но менее трудоемкий путь через Красный замок. Мерл Геллетар, тамошний герцог, был племянником моей бабки и из долга перед семьей помог бы нам.
— Нет.
— Какого черта?
— Слишком далеко в объезд.
Снорри раздраженно бормотал — для него это было необычно.
— Это не причина.
Он всегда сердился, когда врал.
— Нет.
Я подождал.
— Аслауг предупреждала, что туда нельзя.
— Аслауг? Разве Локи не называют отцом лжи? А она его дочь… — Я помолчал, думая, что Снорри сейчас начнет это отрицать. — Значит, тогда она… ложь?
— В этот раз я ей верю.
— Гммм.
Мне не понравилось, как это прозвучало. Когда ваш единственный попутчик — псих под два метра ростом, да еще и с топором, узнать, что он почти поверил в демона, нашептывающего ему в ухо на закате, — не то, что может поспособствовать крепости ваших нервов. В любом случае спорить я не стал. Баракель говорил мне с утра ровно то же самое. Возможно, когда ангел опять зашепчет мне на рассвете, я ему поверю.
Той ночью я видел во сне Сейджеса, кротко улыбающегося про себя, глядя на доску, по которой двигали меня — с белого квадрата на черный, с черного на белый, из тьмы на свет… Снорри был рядом, его тоже двигали, и все вокруг нас были фигурами в тени, перемещающимися согласно хитроумному замыслу. Серая рука толкала пешки вперед. Я почувствовал прикосновение Молчаливой Сестры и шагнул с черной клетки на белую. За ней высилась другая тень, много выше, глубокого алого цвета, — Красная Королева вела самую долгую игру. Мертвая черная рука потянулась через всю доску, высоко над ней — другая, полночно-синего цвета, что вела ее и направляла, — я почти видел нити. Вместе Синяя Госпожа и Мертвый Король передвинули коня, и без предупреждения передо мной встал нерожденный — лишь простая белая фарфоровая маска скрывала его ужасный облик, дабы уберечь мой здравый рассудок. Я проснулся с воплем и уже не заснул до рассвета.
В Тертанах мы держались особняком, избегая постоялых дворов и городов, спали под живыми изгородями, пили из рек, которых там более чем достаточно, — они делили местность на бесконечные полосы.
На границе Восточного и Западного Тертана лежит сосновый лес под названием Гофау, огромный, темный, угрожающий.
— Мы могли бы просто ехать по дороге, — сказал я.
— Лучше пересечь границу незаметно. — Снорри окинул взглядом опушку. — Тертанские гвардейцы с легкостью упекут нас на месяц в тюрьму, да еще и отберут все ценности в уплату за это удовольствие.
Я оглянулся на тропу, по которой мы спускались с холмов, — тонкую линию на унылом склоне. Гофау не отличался привлекательностью, но угроза сзади тревожила меня больше. Я чувствовал ее каждый день, она буквально кусала нас за пятки. Я ожидал неприятностей с тех самых пор, как мы покинули город Крат, причем не со стороны короля Олидана, решившего, что я запятнал честь его королевы. Мертвый Король сделал два хода, чтобы остановить нас, и третья попытка могла стать удачной.
— Вперед, Ял, вот куда надо смотреть. Вы, южане, вечно оглядываетесь назад.
— Это потому, что мы не дураки, — сказал я. — Ты забыл нерожденного в цирке, Эдриса, его молодчиков и то, чем они стали, когда ты убил их?
— Кто-то засевает наш путь, чтобы остановить нас, но он не гонится за нами.
— Но та тварь в Вермильоне — она сбежала; Сейджес сказал, надо встретить ее лицом к лицу, он…
— Он сказал и мне то же самое. — Снорри кивнул. — Не нужно так уж верить ему, но в данном случае, полагаю, он прав. Оно сбежало. Подозреваю, существо, которое ты видел в оперном театре, — нерожденный, древний и могущественный — и был целью заклятия Молчаливой Сестры. Возможно, это доверенный слуга Мертвого Короля. Или его полководец.
— Но он же не идет за нами?
Шел. Я знал это.
— Ты разве не слушал повелителя сновидений, Ял?
— Он много чего сказал. По большей части о том, что тебя надо убить. А также о том, как я попаду домой, если сделаю это.
— Почему проклятие Молчаливой Сестры все еще на нас?
Это навело меня на мысль.
— Потому что нерожденный не был уничтожен. Заклятие — это акт воли. Оно нуждается в завершенности, в достижении цели.
Я скрестил руки, довольный собой.
— Ну да. А мы едем на север, и заклятие не причиняет нам вреда.
— Именно.
Я нахмурился. Не к добру все это.
— Нерожденный не гонится за нами, Ял. Мы гонимся за ним. Он ушел на север.
— Черт! — Я попытался успокоиться. — Но… но, слушай, каковы шансы? Мы направляемся в одно и то же место?
— Молчаливая Сестра видит будущее. — Снорри коснулся глаза пальцем. — Ее магия нацелена в завтра. Заклинание, которое должно дотянуться до нерожденного, пошло по тому пути, по которому его кто-то пронесет, — кто-то, чья цель в том же месте.
— Черт!
Сказать мне больше было нечего.
— Угу.
Мы ехали по опушке Гофау, покуда не нашли тропку, слишком широкую для оленьей, лишком узкую для тропы лесника. Впрочем, когда мы вошли в лес, ведя коней под уздцы и стараясь не выколоть глаза сучьями, оказалось, что Гофау — не тот лес, где водятся олени. И лесники.
— Леса. — Снорри потер предплечье, на котором остались три параллельных царапины, и покачал головой. — Буду рад оказаться подальше от этого.