— Хорош прибедняться! Можешь открыть глаза!

Поднимать веки с мокрыми слипшимися ресницами неохота. Можно немножко вот так полежать? Представить, что мне просто снится очередной кошмарный сон… Хотя нет, мои кошмары имеют вполне определенные размеры и видовую принадлежность, а все остальное следует отнести к категории объективной реальности. Однако ни полежать, ни поразмышлять не дали — новый пинок в живот подсказал: следует подчиниться.

Открыл глаза. Лучше бы я этого не делал! Картинка возникла, прямо скажем, неприятная.

Какая-то темная просторная холодная и сырая комната. Явно не подвал — скорее кладовая на первом этаже. Так и есть — под потолочными балками торчат крюки, на которые обычно вешают окорока и связки колбас… Интересно, выдержит ли этот крюк человека, если его подвесить за запястья? О чем я думаю? Скоро сам узнаю на своей шкуре!

Склонившийся надо мной дергает за удавку, вынуждая встать на колени. Вернее, попытаться встать, потому что пока даже пошевелиться больно.

— Интересно, чем ты думал, когда решил встать у меня на пути? — произнес магистр Бэрг.

— Он ничем не думал, учитель, — хохотнул стоявший чуть в отдалении Ивар. — Он же слизняк! У улиток мозгов нету!

— А скворцы прекрасно поддаются дрессировке, — подал голос я.

— О, ты совсем пришел в себя, раз начал огрызаться, — усмехнулся магистр. — Думал, я тебя не узнаю?.. Признаться, сначала решил, что ошибся — мало ли на свете похожих людей! Ты же должен был умереть еще тогда, много лет назад! Как получилось, что ты выжил?

— Вашими молитвами, магистр.

— Ублюдок! — Он дернул удавку — несильно, но ощутимо. — Ты должен был умереть — и ты умрешь! Надо было добить тебя сразу…

— Что ж не добили, пока я тут валялся без сознания? — захотелось мне уязвить его. — Кишка тонка? Или решили напоследок в благородство поиграть? Прочесть лекцию о том, какой вы замечательный и какие у вас планы насчет завоевания мира?

— Заткнись! — Он попытался ударить меня по лицу, но я увернулся — научился у хозяина за столько-то лет.

— Что? Боитесь, что всем расскажу, что вы на самом деле — всего лишь неудачник, неопытный глупец, который допускает ошибки и валит вину на других? Интересно, что подумают ваши ученики, если узнают, какие ошибки может допускать их учитель и как он избавляется от последствий? Неужели вы считаете, что если я молчал столько лет, то и сейчас буду молчать?

— Ивар! — гаркнул магистр, и Скворец сделал шаг вперед.

— Что угодно, учитель?

— Учителю угодно совершить еще одно преступление, за которое, как всегда, отвечать придется первому попавшемуся неудачнику! — воскликнул я, снова увернувшись от затрещины и упав на бок. — И это, скорее всего, будешь ты! На недоучек, которые возомнили о себе невесть что, так легко свалить все свои промахи…

Пинок в живот заставил меня замолчать. Подтянув колени к животу, стиснул зубы и переждал приступ боли. Никогда, подумалось мне, если выберусь отсюда, не стану никого бить в живот ногами.

— Отдаю его тебе, Ивар, — тем временем сказал магистр. — Ты, кажется, хотел немного попрактиковаться в применении некоторых атакующих чар? Хватит отрабатывать их на кошках. Пора переходить к людям.

— О! — Глаза Скворца засверкали. — Спасибо, учитель! Это такой дорогой подарок!.. Спасибо! Постараюсь вас не подвести!.. Только… а если он того… ну, защищаться будет?

Это заявление заставило магистра расхохотаться.

— Защищаться? Кто? Слизняк? — воскликнул он, отсмеявшись. — Милый мой, он ни за что не будет сопротивляться! Ну может, подергается немного, обругает тебя пару раз, проклянет от широты душевной, но на большее его сил не хватит! Слизняк лишен возможности применять магию!

— Но я сам видел, — пробормотал Ивар.

— Мало ли, что ты видел! А вот что ты скажешь об этом… Ну-ка держи его, чтоб головой не мотал!

Скворец с готовностью навалился на меня. Я попытался сбросить с себя парня, но получил еще один удар под дых и не слишком в этом преуспел. Магистр склонился надо мной, хватил за волосы. Когда мои глаза увидели, что он держит в другой руке, я не выдержал и закричал…

— За неумелое использование магии, за применение магии без специального разрешения и за допущенные при этом ошибки, повлекшие за собой человеческие жертвы… приговаривается к отлучению и стерилизации. Налагается полный запрет на пользование силами…

— Нет!

— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! Вам есть что добавить, уважаемый Бэрг?

— Смерть колдуну! Смерть!

— Господа, господа, прошу тишины! Приговор и так достаточно суров! Он никогда не сможет…

— Смерть ему! Смерть!

— Но это же не наш метод…

— Смерть ему! Смерть колдуну!

… Тогда они все-таки настояли на своем — оголтелая толпа, которая жаждала крови и мести. А он даже не мог сопротивляться, парализованный болью от свежего клейма.

С небес течет вода. Опять! Как же мне ненавистен дождь! Он лил весь вечер, всю ночь и перестал только под утро, чтобы превратиться в мелкую колючую изморось. Опять этот дождь.

Я лежал в луже, подставив лицо падающим сверху каплям. Холодно, мокро. Нет сил шевелиться. Когда дождь перестанет, меня опять поведут на костер. И я опять буду кричать и биться в истерике, прося своих палачей смилостивиться. Только нет уже на свете короля Богара Справедливого, и никто не осмелится выступить на защиту волшебника-недоучки, осужденного судом чародеев. Да что там — «никто»! Сам король Богар, когда чуть-чуть остыл, понял, что несколько погорячился, и чуть было не завершил начатое горожанами. Выступать против Гильдии магов ему было не с руки — особенно когда по разоренной войной с медианами стране вместе с полчищами нежити бродили прорвавшиеся в наш мир демоны, и только маги могли как-то справиться с этой напастью.

— Говорили же тебе — будь осторожнее с формулировками, — произнес знакомый голос.

Шевелиться не было сил, но я все-таки повернул голову и обнаружил, что лежу в луже. Ну да, опять эти ворота в чистом поле и застрявший в них огромный бык.

— Не понимаю…

— Очень плохо, малыш, — покачал он головой. — У тебя осталось так мало шансов… Мне не хочется тебя потерять.

— Это потому, что, если исчезну я, исчезнешь и ты?

— Я все равно рано или поздно исчезну. — Бык повел могучими плечами, и ворота начали угрожающе трещать и шататься. — Мне недолго осталось. Но есть кое-что, что мы с тобой должны сохранить во что бы то ни стало.

— Что? — попытался я сесть. Вода текла с меня ручьями, смешиваясь с той, которая льется с небес.

— То, что скрыто внутри тебя. То, что не должно пропасть вместе с тобой. Память.