Вдруг оранжевое исчезает, и я прибавляю ходу, прыгая через поваленные берёзы. Понимаю, что там – обрыв, он просто спустился с холма, вот и пропал из виду. Ещё несколько шагов и – опа! – внезапно открывается внизу оврага лесное озеро. Теперь мне сверху видно, что Дима со всех ног бежит к озеру, к лодке. Ноги меня почти не держат, подламываются, я скольжу на коленях вниз, собирая собой ветки, хвою, плачу и пытаюсь не стряхивать с себя всего этого наваждения. Что? Куда он? Зачем? Сейчас растворится в воде, в небе, это же просто один из множества моих снов. И вот то, как он пытается перевернуть опрокинутую лодку, где-то я уже видела совсем недавно.

Бежать не могу, даже встать с коленок не получается, я ползу к озеру на четвереньках, вдыхаю и кричу, кричу ему на весь лес! Зову его, а он рывком оборачивается, переворачивая наконец упрямую лодку, смотрит на меня и, кажется, улыбается. Потом машет мне, не то призывая, не то прощаясь, а я понимаю, что это точно он, живой, только почему-то с бородой, я хочу подойти к нему ближе, но теперь мне уже совсем страшно. Я опускаюсь лбом на песок и шепчу оранжевым песчинкам: спасибо, спасибо.

Потом вытираю с лица последнюю из предназначенных жемчужин и начинаю медленно подниматься, вставать, выпрямляться навстречу своему воскрешённому счастью.

Автор:

– А можно сделать так, чтобы мы никогда не умерли? Не все, а только я, и мама, и Даня, и ты?

– И папа, – на всякий случай добавил Данилка, вряд ли понимая о чём речь.

– И папа, – неуверенно повторила Таня, видимо, опасаясь – не слишком ли велик список избранных.

Агния выпрямилась. Она пересаживала цветы, руки её в перчатках были запачканы землёй, а волосы неудобно выбивались из-под бейсболки. Таня с Даней перевозили в тачке с места на место песок, пересыпая его своими пластмассовыми совочками.

Агния знала и помнила, как сама в этом возрасте – об этом. А потом всегда была уверена, что детям лучше говорить ту правду, в которую веришь сам.

– Ну как тебе сказать, – она задумчиво стянула перчатку с одной руки и поправила волосы. Данилка уже умчался с тачкой, изображая лошадку, а Таня упрямо ждала, рассматривая анютины глазки. – Вообще-то можно, хотя и не так просто. Некоторые учатся этому всю жизнь, а у некоторых само собой получается.

Проще, проще, где твоё педагогическое образование?

Агния снова присела на корточки и, переводя взгляд от анютиных к Танюшкиным и обратно, добавила:

– Просто однажды ты, как всегда, засыпаешь, а потом просыпаешься и понимаешь, как всё здорово. И мама рядом, и Данилка, и папа.

– И ты, – вставила упрямая девочка.

– Ну хорошо, и я, – засмеялась Агния и, чтобы окончательно снять напряжение, продолжила возиться с цветком. – И когда мы вместе все проснёмся, это будет называться воскресение.

Мимо, как вихрь, промчался Даня, но вдруг, услышав знакомое слово, вернулся и важно похвастался:

– Папа сказал, мама к нам приедет в воскресенье, – потом сам себя перебил: – А почему в воскресенье? Это один, два, три – через три дня, – и он выставил Агнии прямо в лицо три коротеньких пальчика с чёрными от песка кантиками ногтей.

– Я знаю, малыш, – улыбнулась Агния, краем глаза наблюдая, как Таня уже разворачивает и увозит у брата тачку.

– А почему через три дня? – машинально переспросил Данилка, по привычке каждую фразу превращая в вопрос и даже не ожидая ответа. – У-у, – вдруг радостно выпучил он глаза, – какие у цветочка ноги грязные! А почему такие грязные?

– Ноги? – Агния застыла на секунду, поражённая внезапной красотой и ароматом произнесённого.

Этой секунды хватило, чтобы малыш обнаружил пропажу тачки и, возмущённо визжа, помчался качать свои права, раскачивать сестру за рукав и толкать её прямо на кучу песка.

И конечно же, над всей этой сумасшедшей идиллией, над дачным посёлком с разноцветными башенками новомодных коттеджей, над щебечущим, по-июньски счастливым лесом возвышался неприступный и гордый, но при этом всё понимающий лось запредельный.

А куда же без лося?

Хорошо прополоскав, потом отжав над ведром тряпку, снова шагнула на балкон и увидела ангелов. Один повыше, другой пониже, с волосами цвета оперившегося одуванчика и в одинаковых синих трусах.

– Бонжур, – мяукнул старший, когда она резко шикнула в себя, как от ожога.

– Здрасссьте, – прополоскала и выжала из себя по-русски Надя. С утроенным «С». Потом с трудом щёлкнула тумблером переключения языков в голове: всё-таки ангелы были местными, франкоговорящими. – Кто вы? – ничего умнее не придумала. Соображай, соображай, откуда на восьмом этаже могли взяться эти анфанты.

Ангелы молча таращили одинаковые серые глаза.

Надя потянулась в комнату, ухватилась за спасительное: «Поль!» Молодец. Спроси у мужа: «Дорогой, откуда у нас эти дети?»

А белобрысые и незваные гости тем временем решили отступить. Задом, задом, не спуская честных глаз с гостеприимной хозяйки – допятились до дырки, до лаза, соединяющего два балкона.

Ах вот оно что. Надя бы и кошку в такую щель не пустила. Во-первых, узко. Во-вторых, опасно. Балконы прилегают друг к другу не вплотную: если не застрять, можно и сорваться.

– Ну нет уж, стойте, – она отбросила тряпку, младший мгновенно скользнул в дыру, а старший засуетился и попался.

Надя, вспомнив отчётливо какой-то похожий сон между балконами, дрожа, ухватилась за голые бока малыша. Втащить его назад, к себе, или протолкнуть на родную территорию? Несколько секунд поборовшись с собой и с упрямым тельцем – втащила.

– У вас дома кто-нибудь есть? Взрослые дома? – присела она к мальчишке, стараясь говорить не сердито. Даже ласково постаралась. Он – что называется – тряхнул кудряшками, должно быть, утвердительно.

– Тогда я тебя отправлю домой через дверь, – Надя взяла его за руку и самоуверенно потащила в квартиру. За спиной что-то шуркнуло: это младший вернулся, не желая отстать от брата.

Господи, что мне с вами… Держа в каждой руке по маленькой лапке, Надя представила себе физиономию мужа. Но на полпути младший вдруг заупрямился, воткнулся в ковролин столбиком, уголком, застопорив движение, а в прихожей заурчал телефон. Она услышала громкое «алло» Поля и его внезапно тихую следующую фразу. Так понижают голос, может быть, не в расчёте на то, что соседняя комната не услышит, но скорее всего совсем без расчёта, подсознательно, на всякий случай. Так может женатый человек вдруг заговорить с девушкой, которая ему, конечно, нравится, ещё вовсе не собираясь скрывать от супруги содержания беседы.

Надя отмахнулась от облачка идиотской фантазии и поволокла своих молчаливых гостей в прихожую. Поль, не отрываясь от трубки, недобро взглянул и сунул реплику в её сторону: