Как только «Арго» попал в тамошние течения, обратно уже не повернешь. Их несло к залитым водой черным вулканическим валунам, Анкей изо всех сил старался держать корабль. «Арго» – большое судно, однако сейчас стало все равно что игрушечное, так мотало его в белопенных стремнинах[200]. Поверх рева течений Ясон слышал въедливый занудный бубнеж носовой фигуры. Когда наконец смог разобрать, что она говорит, он дернул к себе Анкея и проорал ему на ухо:

– Не пытайся рулить! Брось!

– Что?

– Брось румпель. Брось!

– Ты спятил?

– Делай, как велю!

Анкей подчинился. По правде говоря, пытаться удерживать румпель в таких водах – как ловить тигра за хвост, и Анкей даже рад был оставить это дело и препоручить душу свою небесам.

Теперь все они были в руках богов – и именно об этом толковала носовая фигура. Судно мотало туда-сюда, из стороны в сторону, крутило, крутило, бросало вниз и ставило на дыбы, но как-то ему удавалось двигаться вперед, ни разу не коснувшись скал. Когда же наконец их вымело из бешеного бурленья в спокойное море, аргонавты пали на колени и возблагодарили богов за это чудесное спасение.

Все – кроме одного.

– Вот потеха-то была, – сказала Медея, оглядываясь на дым, пар и брызги, курившиеся над рифами. – А еще разок можно?

– Это все Гера, Царица неба, – сказал Ясон. – Это она провела нас. Когда причалим к берегу, надо обязательно принести ей в жертву крупную телку.

Причалили они через несколько дней – к зеленому плодородному острову Схерия, родине феаков[201]. Царь и царица острова АЛКИНОЙ и АРЕТА встретили их радушно, закатили пир и обеспечили животных, чтобы можно было благодарно помолиться и принести жертвы Гере за то, что провела их между Планктами.

На Схерии они провели неделю, и тут в гавани бросили якорь пять незнакомых кораблей. Колхидских кораблей. Самого Ээта на борту не было, но вожак той флотилии представился царю Алкиною и взялся настаивать, чтобы ему выдали Медею.

– Она – собственность царя Ээта, а не пирата Ясона. Ээт требует ее возвращения.

– Но, насколько я понимаю, Медея не желает возвращаться в Колхиду.

– Превыше всего желание ее отца. Ясон и Медея – не муж и жена. К тому же при ней ценный священный предмет, принадлежащий нашему царству.

– Что же это за предмет?

Посольство посовещалось.

– Не имеем права сказать.

В другой части дворца Медея стояла на коленях перед царицей Аретой.

– Ты не представляешь, до чего жесток мой отец, – причитала Медея. – Он чудовище.

– Но и Ясон, похоже, какое-то чудовище, – сказала Арета. – Колхи говорят, что он похитил твоего юного брата и порубил его на куски, а куски те побросал в море. Действительно ли желаешь ты жить с таким человеком?

– Это ложь! – прорыдала Медея, волосы ее пали к стопам царицы, и Медея мела ими, раскачиваясь вперед-назад. – Мой брат умер от лихорадки, и Ясон первым предложил, чтобы мы потратили бесценное время и устроили ему подобающие похороны.

Сердце Ареты не устояло.

– Я сейчас же поговорю с мужем, – сказала она.

В тронный зал она успела вовремя – Алкиной выносил вердикт.

– Если Медея девственна, – постановил он, – она принадлежит отцу и должна вернуться с колхами. Если же нет – пусть остается с Ясоном. Я послал за почтенной и мудрой жрицей, что живет к северу от нашего острова и знает, как определять… кхм… состояние женских органов.

Арета вышла и поспешила к Медее с Ясоном.

– Нельзя терять ни минуты. Вынуждена спросить. Вы спали вместе? В смысле… вы совокуплялись?

Ясон вспыхнул.

– У нас не было времени… на борту это едва ли возможно…

Арета повернулась к Медее.

– Дорогая моя, ты все еще цела?

Медея повесила голову. В кои-то веки врать ей не пришлось.

– Цела.

– Значит, сегодня вам надо это исправить, – сказала Арета. – Завтра утром появится женщина, она тебя проверит. Если выяснится, что ты все еще целая, мой муж передаст тебя колхскому посольству.

То было зрелище редкой силы и красоты. Ясон с Медеей раскинулись на руне и занялись любовью на мягкой золотой шерсти.

Наутро раздосадованные колхи уплыли. Алкиной призвал Ясона в тронный зал.

– Мои корабли проводят вас, пока ты не будешь уверен, что путь к дому безопасен, – сказал царь. Теперь, приняв решение, он не собирался позволить колхам устроить засаду на «Арго», когда судно покинет Схерию.

Аргонавты шли с фиакским эскортом три дня и три ночи, после чего благодарно простились со своим сопровождением и двинулись дальше вокруг островов Ионического моря[202]. Много дней не видели они колхских кораблей и уже приблизились к Криту, как вдруг столкнулись с самой необычайной угрозой из всех, какие возникали у них на пути.

Близ бухты Сýда «Арго» начали раскачивать громадные волны – да так, что корабль чуть не перевернулся. На критском берегу они увидели здоровенного человека… нет, не человека… орудие, сделанное так, чтобы походило на человека, целиком из бронзы. Оно топало громадными бронзовыми ногами и баламутило волны, долбившие в корпус «Арго».

– Быстрее, разворачивайте корабль! И гребите! – завопил Ясон. – Гребите так, как гребли между Толкучими скалами!

Отплыв на безопасное расстояние, они обернулись. Громадный автоматон удалялся за край острова и прочь с глаз.

– Что это за жуть была? – спросили аргонавты.

– ТАЛОС, – промолвил Нестор. – Это был Талос.

– Мой наставник Хирон рассказывал мне о нем, когда я был маленький, – сказал Ясон, – но я всегда думал, что это просто дурацкая байка, придуманная мне на потеху.

– Сам же видел – он вполне настоящий, – сказал Нестор. – Три раза в день обходит он Крит и защищает остров от пиратов и флотилий захватчиков.

– Это правда, что Гефест сотворил его в своей кузне на Олимпе по приказу Зевса? – спросил Ясон.

– Я думал, его Дедал собрал для царя Миноса, – встрял Мелеагр.

– Нет, нет. Насколько мне известно, я прав: это последний из великого народа Бронзовых людей, – сказал Нестор. – Они родились у мелий – ну этих, сами знаете, нимф ясеня, возникших из земли, когда Кронос оскопил отца своего Урана[203].