Меррей перестал работать у Маккуина, но оказалось, что ему трудно найти другое место. Он тратил слишком много, и его кредит превысил годовое жалованье. «Я чувствовал себя паршиво, скучал по Ли и злился, что все не так, как раньше». Однажды они «наорали друг на друга по телефону»; Ли был в Париже, а Меррей – дома, на севере Лондона. После ссоры Меррей «принял целую горсть таблеток», запив их водкой и джином. «Я решил отравиться, потому что не думал, что в то время моя жизнь чего-то стоит», – признается Меррей. У него закружилась голова, его тошнило, но затем он поднял голову и увидел, что на него смотрит Минтер. Это побудило его позвонить в скорую помощь. Его отвезли в больницу Хомертон, где прочистили желудок. Когда Ли узнал, что натворил Меррей, «он очень расстроился и не хотел со мной разговаривать… Я уложил сумку и поехал к родителям, в Шотландию. Я не разговаривал с ними, сразу пошел к себе в комнату и захлопнул дверь». Проведя в Шотландии неделю, Меррей вернулся в Лондон и забрал вещи из дома на Коулмен-Филдз. Он поселился у друга в Кемберуэлле. В то время он был так беден, что суп, сваренный из пакета замороженных овощей, ему приходилось растягивать на неделю. «У меня было все, а теперь не стало ничего», – сказал он.[607]

Если не считать открытки, которую Ли послал Меррею («Надеюсь, ты найдешь, что ищешь»), пара никак не контактировала около месяца.[608] Потом однажды ночью Маккуин позвонил Меррею и сказал, что скучает по нему и хочет увидеться. Они снова начали встречаться, хотя Меррей так и не вернулся в дом Ли, но через несколько месяцев решили, что между ними все кончено.

Через много лет Меррей с раздражением признавался: все без конца спрашивают его, почему он не удалил с плеча татуировку «Маккуин». Он говорил об этом с одним знакомым дизайнера; тот посоветовал заклеить татуировку черной лентой. Но, сделав это, он почувствовал, что образ, символ траура, выглядит слишком депрессивно, и попросил мастера тату высветлить ее, добавив рисунок Кита Харинга.

«Я любил Ли больше всего на свете и ни за что не сделал бы ничего, способного причинить ему боль, – сказал Меррей. – Он был моей первой любовью и останется единственной любовью. Я был в моде благодаря Ли, а не Александру Маккуину».[609]

Настал миг – точнее, речь идет о первых семнадцати минутах показа коллекции его бренда сезона весна/лето 1998 года Untitled («Без названия»), – когда Маккуин подтвердил, что занимает важное место в ряду современных художников. Две тысячи зрителей, собравшихся в субботу вечером, 28 сентября 1998 года, на Гатлифф-Роуд, в помещении бывшего автобусного парка в районе Виктория, были заинтригованы, когда громкая клубная музыка, которая сопровождала первую часть шоу, стихла и в павильоне повисла тишина. Потом зрители услышали шум дождя и задушевный припев из песни Энн Пиблз I Can’t Stand the Rain, склеенный с угрожающими низкими басовыми нотами темы Джона Уильямса из фильма «Челюсти». Прозрачный подиум из оргстекла, заполненный водой и подсвеченный ультрафиолетовым светом, начал темнеть, заполняясь черными чернилами, которые проникали в воду из невидимого источника. К тому времени, как подиум почернел, сверху начал падать желтый мокрый снег; белые платья моделей пошли пятнами, по их лицам текли потеки туши и румян.

Саймон Костин, готовивший декорации для Untitled вместе с Маккуином, назвал показ своего рода инсталляцией, и многие с ним согласились. «Маккуину хорошо удается не только одежда, но и… окружающая среда, театральность», – сказал фотограф Марио Тестино, который сидел в зрительном зале вместе с Джанет Джексон, Деми Мур и Онор Фрейзер.[610] Томми Хилфигер, который смотрел показ с женой и дочерью, назвал Маккуина «гением креатива».[611]

Конечно, костюмы, представленные на показе, были необычайными, «скорее вырезанными, чем скроенными из традиционных тканей в полоску и в клетку «принц Уэльский». В результате получилось нечто воздушное».[612] Кейт Мосс демонстрировала белое муслиновое платье на корсете; его шлейф волочился по воде. Были облегающие фигуру платья, скроенные по спирали из кожи питона, полосатые куртки с глубокими капюшонами на спине, изящные юбки и корсеты, которые демонстрировали культуристы. Стелла Теннант вышла в замшевом корсаже, разрезанном на полосы и обнажающем груди. Но в коллекции имелось и нечто другое. Маккуин заказал аксессуары, которые многим показались тревожным симптомом. Ювелир Сара Хармарни изготовила несколько ошейников из серебристого металла, а друг Маккуина Шон Лин создал корсет для спины из алюминия. Когда Ли рассказал Шону о своем замысле, тот решил, что друг сошел с ума, но все же выполнил заказ Маккуина. «Нет ничего невозможного», – бывало, говорил он.[613] Во многом именно аксессуары и постановка – особенно противопоставление бассейна из оргстекла, заполненного зловещей черной жидкостью, и желтого дождя, идущего с неба, – вывели событие далеко за рамки обычного модного показа. Более того, в сентябре 1997 года коллекция Untitled вовсе не казалась чем-то из ряда вон выходящим даже для почтенной Лондонской Королевской академии. За десять дней до показа Маккуина в здании академии на Пикадилли открылась противоречивая выставка «Сенсация», на которой были представлены произведения современного искусства из коллекции Чарлза Саатчи. Публике представили инсталляцию Дэмьена Херста «Физическая невозможность смерти в голове живущего» (знаменитая акула в формальдегиде); автопортрет Марка Куинна, написанный его собственной кровью; палатка Трейси Эмин под названием «Все, с кем я спала с 1963 по 1995 г.»; «Мертвый отец» Рона Муека, зловещая скульптура отца художника; странные инсталляции Джеймса и Диноса Чепменов, а также знаменитая «Майра» Маркуса Харви, портрет серийной убийцы Майры Хиндли, составленный из отпечатков детских ладоней.

Сначала Маккуин хотел назвать коллекцию «Золотой душ», но спонсор, American Express, выделивший дизайнеру 30 тысяч фунтов из заявленных 70 тысяч, в которые обошелся показ, высказался против названия, в котором увидели нежелательные сексуальные коннотации. «Ли ужасно злился, – вспоминает Саймон Костин. – Он сказал Стиву Чиверсу [главному осветителю. – Э. У.]: «Сделай так, чтобы вода выглядела как моча».[614] Хотя он и другие дизайнеры, например его бывший бойфренд Эндрю Гроувз, на чьем показе зрители увидели костюм, под которым скрывалось 500 живых мух, и другой костюм-виселицу, – намеренно шокировали публику, в случае Маккуина погоня за сенсацией уравновешивалась новой зрелостью, которая потрясла модных критиков. «Его презентация в прошлое воскресенье отличалась безупречностью и крайней утонченностью, – писал репортер из журнала Women’s Wear Daily. – Конечно, присутствовали и театральные моменты, без них Маккуин не Маккуин. Но в основном он показал необычайно, всецело пригодную к носке коллекцию».[615]