Все его мысли сосредотачивались на людях: верный и любящий человек, он презирал мир вещей и никогда к нему не привязывался. Он оставался сыном городка Аркёй, любимцем ведущих модных рубрик, малышом, на которого сердятся за то, что он поломал все в своей комнате. Его до глубины души трогала баллада «Сентиментальная толпа» Алена Сушона, а в ней поется именно о таких людях, как Жан-Поль: они «жаждут идеала, тянутся к звездам и волнам, к тому, что нельзя купить». Он торговал предметами роскоши и ненавидел потребительское отношение к жизни. Одевал клиентов «Эрмес» и голосовал за Сеголен Руаяль, лидера левого движения, с портфелем из блестящего шевро в руке, с револьвером в кармане. «У Жан-Поля раздвоение личности», – замечает по этому поводу Ирен Сильвани, которая знала его еще в начале пути. На первый взгляд всё на своем месте. В пятьдесят восемь лет походка как у юноши, голос звонкий, как колокольчик, настроение приподнятое. Голубые глаза искрятся, руки порхают, иллюстрируя то, что он говорит. Разговаривать с ним – значит блуждать по странному лабиринту, переходить с темы на тему, получать неординарные уроки моды от строгого и простодушного преподавателя. Вы вспоминаете о бледном оттенке великолепного испанизированного платья-клетки из последнего показа от-кутюр? Он возражает, любезно, но твердо, не становясь при этом нравоучительным: «Бледный? Нет. Это световой эффект прожекторов. На самом деле это платье телесного цвета с марказитовым, металлическим оттенком, даже скорее серебристым. Розовый немного охлаждается металлом и становится бледно-золотистым». Даже Малларме, публиковавший хроники моды под псевдонимом Маргерит де Понти, не смог бы подобрать слов точнее.

Говоря о своих платьях, словно о младших сестрах, одновременно наслаждаясь душевной местной кухней, Жан-Поль воспаряет на седьмое небо. В этом ресторане на улице Сен-Жорж он с комической серьезностью заказывает минеральную воду «Сен-Жорж». Хозяйка, маленькая коренастая брюнетка, верная поклонница кутюрье, обхаживает его с материнской заботой. Эти два человека связаны особым ритуальным разговором. Миниатюрная дама лаконично объявляет, что блюдо дня сегодня – виноградные улитки. Жан-Поль нетерпеливо сглатывает. В последний раз, на его юбилей, она приготовила для него гигантский «Сент-Оноре», его любимый торт. Но рискнула полить его клубничным соусом, проявив смелую инициативу. Эту фантазию он комментировал совершенно всерьез на протяжении четверти часа. Понятно, что нежеланный красный сироп мог бы испортить ему вечер, так же как и складки, ошибочно сделанные ассистентом на бедрах, а не на талии. Ошибаться – это бесчеловечно.

Бывший канатоходец из Дворца открытий больше не рассчитывал на импровизацию. Все теперь держалось под контролем. Инстинкт творчества работал, как и прежде, но Готье постоянно следил за тем, чтобы все выполнялось очень точно: и раскройка тканей, и первая примерка, и отправка готовой одежды в Италию. Он развивался в том же ритме, что и его компания. Зрелость совпала с началом славы его марки в восьмидесятые годы. В «Будущем пролетариата», компании, где царили семейственные отношения и расслабленность, работало сто двадцать молодых сотрудников, которые были для него постоянным источником забот. Он сетует: «Я ухожу всего на полчаса. Вернувшись, обнаруживаю, что за это время ничего не сдвинулось ни на миллиметр. Никому из них даже в голову не приходит начать работать с выкройками, что-то сделать самим. Без меня они ничего не делают». Избалованные старшим братом, который берет на себя принятие всех решений, ассистенты занимали пассивную позицию восхищенного бездействия. Отголоски их ребяческих конфликтов доходили и до спартанского вида кабинета патрона. Он советовал, анализировал ситуацию, успокаивал. Но проблемы «друзей-ассистентов» выбивали его из колеи. «Раньше этим занималась Доминик Эмшвиллер, которая руководила сотрудниками: она защищала меня от плохих вибраций, от этого цирка, от сложностей взаимоотношений, – признается Жан-Поль. – Я не знаю, как это делать. Я словно губка, все тут же впитываю».

Тут и происходит путаница. Его считают Питером Пэном, храбрым предводителем потерянных мальчишек, но достаточно провести хотя бы час в его обществе, чтобы понять: он живет не в стране Нетинебудет. Жан-Поль живет в совершенно другом мире, хорошо описанном англичанином Льюисом Кэрроллом. «Ах, мои усики! Ах, мои ушки! Как я опаздываю!» Он смотрит на часы, Белый Кролик, уводящий Алису в мир чудес… И всё бегом. Готье не ходит, он передвигается рысцой, иногда галопом. Даже в конце показа он выбегает на последний поклон, а не выходит: Готье экономит драгоценное время. «Мода – это тиран», – бросает он на ходу. Тиран, с сигнальной сиреной в руках. Зрители только знакомятся с коллекцией «весна-2010», а Белый Кролик уже работает в 2011 году. Он всегда впереди, несется без тормозов, и ему не нужны ни компас, ни карта. Летом он уже думает о зиме, он говорит без умолку и все формулирует в будущем совершенном времени. Модельер постоянно находится в состоянии джетлага. Каждые два месяца – пять или шесть бессонных ночей подряд перед показами. Минеральная вода и призрачный мир. Далеко в прошлом остались те бессонные ночи, полные веселья и орошенные кайпириньей, когда ему было тридцать. Раньше все начиналось в порту Ибицы, продолжалось в местном клубе «Привилеж» и заканчивалось техно-рейвом на пляже, где маленькая компания ничего уже не соображавших друзей засыпала прямо на песке около 9 часов утра.

Танел, «муза Дома», как он любит себя называть, вспоминает те счастливые ночи: «Это был праздник non stop на Корсике или на острове Миконосе. Мы ходили и в гей-клубы, и в обычные клубы, чтобы сделать приятное Айтиз, которая любит рок. Мы танцевали как сумасшедшие. В Париже мы ели в бистро около церкви Сен-Рош, мы шатались по Ле-Аль, захаживали в “Ле Бэн”, “Палас”, “Сет”». Мы? Могучая кучка, крепкие орешки, личная гвардия, круг приближенных… Прекрасные девушки, стильные и популярные Кристин Бергстром, Фредерик, Фарида, Айтиз, Лоренс Трейл, все топ-модели, и три «барби-боя»: Танел, Франсис и Жан-Поль. С 1996 года веселье пошло на убыль. Однажды у него в кабинете кузина Эвелин пыталась сымпровизировать рок-представление. Она и Жан-Поль тщетно пытались танцевать как раньше, когда они были юными. Но они всё забыли.

В «Каса Олимп» наш гурман тщательно изучает меню, написанное мелом на грифельной доске: тартинки с фуа-гра, суфле с трюфелями в горшочке, пирог с кровяными колбасками. Наступает решающее время – момент заказа. Это радостный момент, но очень серьезный. С вкусовыми рецепторами не шутят. Неожиданно Белый Кролик перевоплощается в Шрека, добродушного огра, постоянно раздумывающего о том, что он будет есть завтра. К примеру, торжественный обед Карла Лагерфельда, существа аскетичного, воздушного, не терпящего ничего лишнего, легкого, как воздух, состоит из протеинов fat free и диетической колы, легкого напитка с пузыриками… Благодаря этому бывший пончик мог теперь похвалиться силуэтом, подобным букве «I». Готье же, кажется, руководствовался системой Аткинса: он ограничивал прием углеводистой пищи, зато на протеины с жирами налегал со страшной силой. Его команда поддерживала эту булимическую схему, так же как и перенасыщенные рабочие планы.

Не в силах выбрать между фуа-гра, трюфелями и кровяной колбасой, он заказывает все три блюда. 2500 калорий по крайней мере. My tailor is rich[237]. В качестве гарнира к печени хозяйка ресторана предлагает шпинат, потому что с трюфелями будет подан картофель. Жан-Поль пытается возражать и умильным тоном произносит: «О, нет! Чтобы не повторять сладкий картофель, не приготовите ли мне немного картофельного пюре?» Так и есть. Они оба придают большое значение продуктам, которые дает земля. После того как повариха выносит первое блюдо, любимчик хозяйки заведения позволяет себе критическое замечание. Как его охарактеризовать? Поместить в гастрономическую рубрику или в раздел искусствоведения? «Последний раз у трюфелей не было такого блеклого оттенка, – вздыхает Готье. – До этого они походили на двуцветную антрацитовую камею, которая переливалась разными оттенками».