– Да-да. И кроме того, это держит ее… на плаву, – суховато сказала Роуз, но за интонацией снисходительной усталости Вайолет расслышала что‐то еще. Самую капельку гордости? Или чуточку облегчения?

– В любом случае, сомневаюсь, что ты здесь ради эклеров. Берти в саду, подальше от них всех. На твоем месте я поступила бы так же.

Вайолет кивнула. По крайней мере, не придется лицом к лицу столкнуться с Амелией. Они встречались по разным поводам, но Эл предпочитал как можно меньше общаться с родителями. Вайолет слышала всякие истории и не могла не сопереживать. Ужас унижения, пережитый им из‐за страсти Амелии к выпивке, истончил даже его воспоминания. И хотя Вайолет бывала свидетелем тому, как недопустимо третирует мать Эла, и всем существом ему сострадала, к ней самой Амелия относилась совсем не так плохо. Объяснялось это, скорей всего, тем, что она училась в магистратуре, а потом стала писать докторскую; Амелии нравилось расспрашивать ее, чем именно она занята и к какой карьере стремится.

Сад были почти гол, упорная изморозь высветлила закаменелую землю в бледно-зеленый, как мята, цвет. В зимней пустоте шаги Вайолет похрустывали особенно звучно.

Она знала, где найдет его, под старым дубом в самом конце сада. Голые ветви, будто желая защитить Эла, широко раскинулись над скамьей, которая обнимала ствол.

– Привет.

– Вайолет? Что ты тут… – В руках у него листок бумаги и ручка. Он поспешно сунул и то, и другое в карман пальто.

– Я… Я хотела поговорить с тобой.

Вайолет думала, что они сразу падут друг другу в объятья, ведь сесть в поезд – с ее стороны само по себе жест примирения. Но Эл остался сидеть, отрешенно куда‐то глядя.

– Мне Тамсин сказала… и я поехала на вокзал…

– Я понял.

– Послушай, Эл. Ты прости меня насчет того дня, мне очень не по себе из‐за этого, прямо охоту устроили, нападение из засады…

Пробраться к нему было все равно что брести по глубокой грязи. Вайолет попробовала вдохнуть полной грудью – не вышло, легкие словно чем‐то забило.

– Я люблю тебя, – в отчаянии выдавила она.

Что‐то промелькнуло в глазах у Эла, и Вайолет в точности поняла, что ему вспомнилось. Еще студентами они приехали в Фарли-холл из Шеффилда и сидели тут под густой листвой дуба, до того безумно влюбленные, что казалось, их пьянит запах друг друга, дурманят слова. Сначала Эл произнес это совсем тихо, с каким‐то страданием в голосе, и прямо ей в ухо, а потом с громким счастливым смехом протянул руку к горизонту и прокричал: “Я люблю тебя, Вайолет Льюис!” – так громко, будто хотел разбудить этой вестью древний ландшафт.

И она тоже повторяла это ему снова и снова, пока слова не истрепались и не рассыпались, но чувство осталось.

Теперь те же три слова застревали во рту, не извлечь.

– Я правда, правда люблю тебя, Эл, и хочу, чтобы у нас все получилось. Если ты этого еще хочешь. И я понимаю, что… из‐за Лили… ты, наверное, и не хочешь уже…

Отчего это давалось так трудно? Оттого, что оно того стоило, потому что вернет отношениям ту легкость, которая всегда была им присуща? Или оттого просто, что вот такие у них сейчас отношения? Вайолет всю перекосило внутри от мысли, что она, чего доброго, все погубила.

Она села с ним рядом на изогнутую железную скамью. Не слишком близко, не прикасаясь.

Он теребил свой шарф, не в силах не возиться с выбившейся из него ниткой. “Шарф, который связала ему моя бабушка”, – глухо стукнуло сердце. Как тесно связаны их жизни…

– Ты приехала потому, что передумала жить в “Матильде”?

“Нет”, – подумала Вайолет, сама поразившись тому, как мигом и как отчетливо пришел к ней ответ. Как уверена она в нем. Никаких сомнений.

Она не произнесла этого вслух, но по мере того, как пауза затягивалась, стало ясно, что незачем и произносить. И Вайолет спросила себя, зачем же она сюда ехала, если, в сущности, ей нечего Элу предложить. Только лишь пустое “прости”.

– Все, чего я хочу, это ты, Вайолет, – сказал наконец Эл, и голос его прозвучал неожиданно сурово. – Я всегда только этого и хотел…

– Не говори так! Ощущение, что ты меня обвиняешь…

– Пусть, но это же правда. – Эл вдруг со странностью осознал, что вдыхает и выдыхает. Все вокруг сделалось слегка нереальным, как будто он на какой‐то съемочной площадке, а не дома, в поместье.

Ага, вот в чем дело!

– Это что сейчас, единственный оставшийся нам вариант – открытые отношения? – спросил он. Именно этот вопрос он изо всех сил пытался сформулировать в письме, еще раз не сумев выразить себя, даже в письменной форме. Обосновать свою правоту, доказать, что их только двое.

И тут Вайолет окатил прилив понимания: несмотря на то что пришлось за ним побежать, вся власть принадлежит ей. Ее мучила несправедливость того, что она собиралась сейчас сказать, и несправедливость того, как она власть эту получила, разозлив его до того, что он сорвался.

Но она не знала, сможет ли вернуться к тому, как у них было раньше, не знала даже, хочет ли вообще вернуться. Здесь же был шанс оставить при себе Эла, оставить при себе Лили, и к тому же заполучить кого угодно еще, в ком она когда‐либо будет нуждаться, и безо всяких условий. Без чувства вины.

– Да, я так думаю, Эл…

Вдалеке послышался радостный вопль выбежавшей в сад Сьюзен, и у Эла глубоко внутри возникло ощущение, что контроль над своей жизнью он потерял.

– Я знаю, это не всегда будет легко, это потребует много работы… от нас обоих… но мы справимся…

Он по‐прежнему молчал.

Рука его в кармане комкала и рвала наполовину написанное письмо.

– И, ну, мы, может быть, поглядим… ну, просто поглядим, что с нами станет! Может, наши чувства изменятся. Может, изменятся чувства Лили. Но если мы просто продолжим разговаривать и будем по‐настоящему честны друг с другом, я думаю, это может сработать…

И Эл понял, что большего ему ждать и не стоит. Он знал, что скорее хотел верить ей, чем верил на самом деле, но больше ухватиться было решительно не за что. Так что он потянулся к ее руке в перчатке, крепко сжал ее и сказал: окей, если это то, чего ты хочешь, давай так и сделаем. Продолжим открытые. Ты живи в “Матильде”, я останусь у Тамсин с Джонни. Попробуем.

Когда они встали со скамейки, чтобы пойти в дом, дневной свет уже гас, затеняя холмы вдали. Но пусть Эл и согласился на все, о чем просила его Вайолет, она совсем не ощущала того триумфа, которого ожидала.