Он обошел каждую улочку, каждую подворотню своего квартала. Боцман бестолково путался под ногами, обнюхивая каждый камень.

– Вот ведь дурачок, собака, а брать след не умеешь, – пожурил его Петрос.

Он расспросил соседей – никто не видел ребенка. Попросил уста Саро спуститься вниз – к речке, заглянуть в яблоневый сад, который когда-то принадлежал деду Амаяку. С того дня, как деду пришлось продать этот сад, Петрос там не был. И возвращаться не собирался. Пока уста Саро искал Девочку на берегу реки, он сходил к часовне. Вернулся к подножию Хали-кара к тому времени, когда с противоположной стороны показался уста Саро. Один.

У Петроса оборвалось сердце.

– Нет ее? – зачем-то крикнул часовщику, хотя и так все было ясно. Уста Саро отрицательно покачал головой.

– Нужно подняться к голубому ельнику, вдруг она туда убежала.

Петрос молча пошел вверх по тропинке. Надежды на то, что Девочка ушла в ельник, было мало.

Веру они застали на дороге. Она бежала, застегивая на ходу пальто. Отросшие волосы прыгали по лицу, забивались в рот, в глаза. Она откидывала их раздраженным жестом назад, заправляла за уши. Завидев мужа, резко затормозила, согнулась в три погибели, схватилась за правый бок.

– Нашлась! – выдохнула.

– Где? – заторопился к ней Петрос.

– У Кнарик. Она говорит – сама пришла. С Вачо.

– Вачо ее увел? – удивился уста Саро.

– Что вы! Она сама попросила проводить ее до дома Кнарик.

– Ну слава богу, нашлась.

– Нашлась. – И Вера заплакала – навзрыд, заикаясь, по-детски беспомощно размазывая слезы по щекам.

Петрос приобнял ее, повел по дороге, тихо приговаривая:

– Ну зачем плакать? Тебе же нельзя волноваться! Я прямо сейчас съезжу к Кнарик, привезу ребенка домой.

– Я тоже с тобой поеду.

– Хорошо.

– Нет, лучше я дома останусь. Сегодня наши возвращаются, нужно успеть обед приготовить.

– Ладно, оставайся дома.

– Уста Саро, пойдемте к нам, я вас завтраком покормлю, – вспомнила о часовщике Вера. – А то мы вас дернули с утра. Вы, наверное, даже поесть не успели.

– Эээээ, Верушка, молодая ты, не знаешь, что такое бессонница. Я уже давно позавтракал, часов в семь утра. Так что лучше домой пойду, покемарю чуток. Эта утренняя беготня пошла мне на пользу – я даже устал.

– Спасибо вам, уста Саро, – протянул ладонь Петрос.

– Да не за что, сынок, – пожал ему руку уста Саро, – бывайте.

– До свидания.

Когда Петрос уехал, Вера вынесла Боцману поесть. Сходила в курятник, отсыпала зерна – куры, всполошенно квохча, облепили со всех сторон кормушку, стали клевать, отпихивая друг друга крыльями. Вера забрала из ящичков свежие яйца – Девочка сегодня не успела их забрать, – вернулась домой. Взялась за приготовление обеда – накрутила на мясорубке мясо с тремя головками репчатого лука и пучком зелени, посолила-поперчила, добавила горсть круглого белого риса, влила стакан холодного бульона, вымесила фарш. Поставила на плиту кастрюлю с водой – закипать, чтобы ошпарить капустные листья в кипятке. На обед будет толма.

Вспомнила о бидончике с молоком, который так и остался стоять в саду Тамар. Сходила туда – Боцман увязался следом, злился, бился тяжелым хвостом о землю – не хотел подпускать ее к забору. Вера погладила его по крупной ушастой голове – тихо, малыш, тихо, всё в порядке, всё хорошо, сняла с бидончика крышку, перевесилась через забор – и опрокинула молоко во двор Вардик.

4

Девочка лежала на ковре, уткнувшись носом в пахнущий овчиной и сухими колючками чертополоха ворс – ковер был совсем новый, только что со станка. Станок стоял рядом, вдоль стены – большой, тяжелый, с прикрепленными к изголовью разноцветными клубками шерстяной пряжи. Когда Петрос с Кнарик вошли в комнату, Девочка села. Глянула на отца исподлобья, завозилась-зашмыгала. Петрос опустился на ковер рядом с дочерью, сгреб ее в объятия, прижал к себе.

– Ты нас очень напугала.

Девочка высвободилась из объятий отца, отползла в другой конец ковра. Спросила, старательно отводя глаза:

– Пап. Мама не умрет?

– Конечно, не умрет. С чего ты это взяла?

– И ты не женишься на другой женщине?

– Не женюсь. Я люблю твою маму.

Девочка подвинулась ближе к нему. Вздохнула:

– А я уже все знаю о нани. О том, что она вам не родная. Мне бабушка Кнарик рассказала.

Петрос обернулся к Кнарик, та развела руками:

– Ее Вардик просветила.

– Так, – нахмурился Петрос.

– Она мачеха Таты, да? И бабушки Кнарик с бабушкой Шушик. И деда Сергея с дедом Жорой. Она их не рожала. А мне рассказывала, что рожала! – Девочка сжалась в комочек, зарылась лицом в грудь отца, забубнила: – Она показывала на своей ноге место, откуда они вылезали.

– Что? – Петрос прыснул, а потом расхохотался, не в силах сдерживать себя. – Откуда они вылезли?

Кнарик наградила племянника подзатыльником, сделала ему страшные глаза, но потом не выдержала, тоже рассмеялась.

Девочка вынырнула из объятий отца, разобиделась.

– А чего это вы смеетесь?

– Давай по порядку. – Петрос утер выступившие слезы, сел так, чтобы смотреть в глаза дочери. Взял ее за руку. – Тамар действительно не мама твоих бабушек и дедушек. Но ведь в этом нет ничего страшного! Зато она вырастила их. Когда умерла моя бабушка Антарам, дед остался с пятерыми детьми на руках. Он один бы с ними не справился.

– Но она их не рожала! – упрямо загудела Девочка.

– Зато полюбила всем сердцем и вырастила как своих детей.

– Зачем она не сказала мне?

– Она считала, что тебе рано об этом знать. Кстати, твоя мама тоже была против, чтобы мы об этом рассказывали.

– Почему?

– Она побоялась, что ты будешь переживать. Или отвернешься от Тамар.

– Как это… отвернешься?

– Меньше станешь любить.

– Я не стану ее меньше любить! – Девочка резко села, поймала взгляд бабушки Кнарик. Повторила с нажимом: – Я не стану ее меньше любить!

– Умница ты моя, – улыбнулась Кнарик. – Ладно, вы тут разговаривайте, а я пойду к Вачо. Он внизу, сидит у печки, любуется огнем. Я ему обещала напечь ципулов. Спускайтесь минут через пятнадцать, первая партия ципула как раз будет готова.

– Хорошо.

Как только за Кнарик закрылась дверь, Девочка заканючила:

– Пап, ты не ругайся на Вачо за то, что он помог мне до дома бабушки Кнарик дойти.

– Ну что ты! Как можно сердиться на Вачо.