— Вызываю первого свидетеля, — важно провозгласил он. — Пригласите знаменитых Черепашек-ниндзя.

Несколько голосов по цепочке передали, что вызывают Черепашек, это же проделала и горстка зрителей, пытавшихся быть чем-то полезными. Повисла долгая напряженная пауза. Наконец пристав покинул свое место и пошел разбираться, в чем дело. Вернулся он почти сразу же.

— Вам придется обойтись без Черепашек, — покачав головой, уныло сообщил он. — Наверное, они поспорили, кто из них должен находиться на переднем плане афиши их последнего телешоу, а кто на заднем. Так что в настоящий момент они дерутся на дуэли — или до первой смерти, или пока не надоест. В общем, там во всех направлениях летают острые металлические предметы, и я, как ни старался, не смог приблизиться к Черепашкам ни на дюйм. Вызовите кого-нибудь другого.

— Отлично. — Прокурор Страус очень сейчас пожалел о том, что не имеет зубов, чтобы проскрипеть ими. — Вызовите Кролика Робби.

Теперь уже половина зала выкрикивала свидетеля — видно, вошли во вкус. Приставу даже пришлось пройтись по рядам с крикетным молотком, чтобы навести порядок. Псевдогрифон молотил по столу, словно прощаясь с жизнью, да только никто не обращал на него внимания. Лишь стайка горностаев сомнительного вида усердно делала ставки, в каком направлении полетит молоток, когда у него сломается рукоять.

Гиена-пристав азартно раздавала удары направо и налево, пока не добилась неустойчивой тишины со смутными полутонами всеобщего мятежа. Гиена улыбнулась, сверкнув зубами, и с надеждой огляделась вокруг в поисках, кого бы еще припугнуть. Ей очень нравилось выступать в роли пристава. Это открывало новые перспективы в нанесении увечий на законном основании.

Кто-то прокашлялся и нерешительно поднял лапу. Раздался шум воздуха, втягиваемого множеством находящихся поблизости пастей, затем топот лап спасающегося бегством зверья. Оскал Гиены стал шире, и некоторые из наиболее нервных зрителей упали без чувств. Если уж потерять сознание, решили они, то без тяжких телесных повреждений. Пристав пробился через толпу зверей, раздававшуюся перед ним как волны, и зафиксировал свой самый свирепый взгляд на животном с поднятой лапой.

— Ну? — спросила Гиена, многозначительно покачивая в руке молоток.

— Простите, если я каким-то образом вам помешал, но мне кажется — впрочем, я могу, конечно, и ошибаться, — что я именно и есть тот, кого только что вызывал прокурор. То есть, с некоторой долей вероятности, я имею смелость предположить, что Кролик Робби, возможно, именно и есть я.

Гиена опустила молоток и удивленно посмотрела на Кролика:

— То ли я, то ли не я… Ну так ты или не ты?

— Если б все было так просто, — тоскливо вздохнул Кролик.

Широкой лапой Гиена сцапала Кролика за загривок и выдернула из толпы зрителей, как выдергивают сорняк из грядки. Кролик безвольно и покорно болтался у нее в лапе, пока она пробиралась на свое место. Там Гиена бросила Кролика в ящик с гвоздями, служивший также и местом для дачи свидетельских показаний — потому, что никому пока в голову не пришло смастерить что-нибудь соответствующее.

Страус подал Кролику стул, тот встал на него и уныло выглядывал из-за края ящика. Зверек был мелкий, худой и весь какой-то пришибленный — смотреть не на что. Даже серый цвет его шерстки вызывал тоску. Усы Кролика опустились. Опустились, переломившись надвое, и длинные уши. Морда Кролика, казалось, состояла лишь из пары наполненных скорбью глаз и беспрестанно подергивающегося носа. Если бы он даже и предпринял попытку развеселиться, настроение его, пожалуй, не поднялось бы выше депрессивной отметки.

— Ваша честь, — сказал Страус. — Разрешите представить моего первого свидетеля.

— Виновен! — мгновенно выпалил Псевдогрифон.

— Но, ваша честь, он всего лишь свидетель!

— Вы уверены? С таким виноватым видом?

— Уверен, ваша честь. Если позволите мне продолжить..

— Разве вам кто-нибудь не дает?

Страус решил не пререкаться и обратил всю силу своего красноречия на Кролика, чьи уши от этого опустились еще ниже.

— Ты Кролик Робби, придурковатый обжора, косой с заскоками?

— На этот вопрос однозначно ответить трудно, — грустно проговорил Кролик. — Я бы сказал, что был им, но как я могу быть уверенным? Только потому, что я вижу Кролика в зеркале, нет причин делать скоропалительные выводы. Я помню, как был им, но эти воспоминания могли быть навязаны мне искусственно. Или они вызваны галлюцинациями. Или вами. Всеми вами. Потому как я знаю: все, что здесь сейчас происходит, возможно, не что иное, как чрезвычайно гнетущая иллюзия, которую я в данный момент испытываю. В этом случае сейчас я разговариваю с самим собой, чего мне не хотелось бы. Если честно, мне очень хочется домой, отпустите меня, пожалуйста. Я чувствую себя здесь, как во сне.

— Я могу доказать, что это не сон, — рявкнула Гиена. — Если шлепнуть тебя за ухом этим вот молоточком и ты почувствуешь — а ты точно почувствуешь — удар, это и будет доказательством реальности происходящего.

— Необязательно, — возразил Кролик. — Может, мне просто пригрезится, что вы ударили меня.

— Ошибаешься. Я врежу так, что у тебя отпадут все сомнения.

— Но как это поможет доказать, что я тот самый Кролик Робби?

— А так: прежде чем врезать, я скажу тебе, что ты тот самый!

— Но откуда вы будете знать, что вам самой это не мерещится? Вы ведь тоже можете страдать ложными представлениями о том, что лупите народ крокетным молотком, в то время как в действительности делаете что-либо совершенно иное, например читаете книгу или собираете цветы. И потом, откуда вам известно, что вы и в самом деле Гиена? Я вижу Гиену, когда смотрю на вас, но как вы можете доверять моему подверженному ошибкам мнению в таком важном деле, как установление подлинности вашей личности?

Пристав несколько раз открыл и захлопнул пасть, затем сел на ступеньки у скамьи подсудимых подумать. Страус, будучи скроен из более крепкого материала, решил попытаться еще раз.

— Я утверждаю, что вы Кролик Робби! Я в этом деле являюсь обвинителем, и, раз я сказал, значит, так оно и есть. А теперь, прошу вас, расскажите суду, что вы видели, наблюдая нападение на Козерога.

— Не знаю, что я видел, — грустно отвечал Кролик. — Если я вообще что-то видел и не был в это самое время где-нибудь в другом месте. Я даже не уверен, здесь ли я сейчас. А если и здесь, то как бы я хотел оказаться где-нибудь в другом месте. И как бы мне хотелось сейчас уйти, если я уже не ушел.

Судья перегнулся через свой стол и сурово взглянул на прокурора Страуса:

— Сию же секунду уберите этого Кролика из суда, прежде чем ему удастся убедить нас, что нас тоже здесь нет…

— Довольно, — быстро проговорил Страус. — На этом закончим, Кролик Робби. Можете идти.

Жестом он предложил Кролику покинуть скамью подсудимых, но к этому моменту Кролик решил, что он на самом деле не существует, или не существует сбор, или то и другое одновременно и, так или иначе, нет нужды повиноваться приказу, который ему, скорее всего, мерещится. Страус устало махнул приставу убрать Кролика, что Гиена и сделала с некоторым, скажем так, удовольствием, решив, что лично она наверняка существует, потому как прекрасно проводит время. В особенности, когда пускает в дело молоток. Пристав вытащил несопротивляющегося Кролика из ящика и швырнул его к первому ряду скамеек зрителей, которые тут же не преминули воспользоваться несчастным как пуфиком для затекших ног.