— Ну, разумеется, старина, однако мы не должны позволить себе пасть духом. Я уверен, мы можем надеяться, что заслуживающие доверия власти предпримут должные меры по нашему поручению.

— Какие, в задницу, заслуживающие доверия власти?!! Шерифу слабо даже найти серийного убийцу, не говоря уже о том, чтобы в одиночку остановить силы вторжения, а Старикашка-Время отсиживается в своей галерее и ни с кем говорить не хочет. Единственный, кто принял правильные меры, — это чертов медведь с ружьем.

— Ружье не отдам, — ледяным голосом процедил Мишка. — Ищи себе ружье сам.

— Да ты не слушаешь, черт тебя дери! Приближается враг, и приближается большими силами. Что делать-то будем?

Страус утопил голову в корзине с песком.

Скотти устало вздохнул:

— Мы остались одни. Никто нам не поможет. Мы больше не можем оставаться смешными. Шутки кончились.

Рия Фрейзер остановила машину у дома Леонарда Эша и попыталась убедить себя в том, что поступает правильно. Она здесь по делу, в качестве мэра Шэдоуз-Фолла, ей необходимо знать, что может Эш сообщить ей о Джеймсе Харте. Рию беспокоило, как откликнется город на возвращение Харта, в особенности учитывая, с какой готовностью Дедушка-Время предоставил ему аудиенцию. Не в характере Времени такая любезность. Итак, она здесь по делу, не более. Рия вздохнула, глянула на себя в салонное зеркальце. Если твердить это достаточно часто, возможно, она себя убедит. Возможно.

Рия смотрела на дом Эша из казавшегося ей таким безопасным салона автомобиля. Симпатичный особняк, стильный и современный, уютно устроившийся в стороне от шоссе. Широкая гравийная дорожка через рельефную лужайку вела к входной двери. Шелест гравия под колесами, пока она подъезжала к дому, пробудил в ней воспоминания самых разнообразных оттенков. Она частенько бывала здесь, когда Эш был жив, иногда с Ричардом Эриксоном, иногда без. В основном — без. Почти до самой кончины Эша. Проезжая по дорожке, Рия чувствовала, как пульс ее стал учащеннее от взгляда, брошенного к порогу дома в поисках стоявшего там Леонарда — распахнувшего дверь в тот самый момент, когда к ней подъехала Рия, дожидавшегося, чтобы ей улыбнуться, поцеловать, обнять. Боже, как они были счастливы, как были полны любовью… три года назад, до его смерти. С тех пор столько воды утекло…

Никто не стоял на пороге, и Рия покачала головой, поняв, что слегка забывается, ожидая от Эша привычного ей поведения. Или его не было дома, или же ее приезд больше ничего для него не значит. После смерти Леонард потерял интерес ко многим вещам. Пожав плечами, Рия заглушила двигатель и прислушалась к тишине. Дом Эша стоял на окраине города, в стороне от суетливого разнообразия множества его сущностей. Даже птиц здесь не было слышно. Наверное, птицы выполняли распоряжение не раскрывать клюва в этих владениях.

Рия открыла дверцу и вышла из машины, проделав все как можно быстрее, чтобы лишить себя последнего шанса остановиться и передумать. Десять раз по пути сюда она мысленно решала вернуться. Рия заблокировала замки машины, рассеянно отметив, что ей понравился глухой звук, с которым центральный замок запер все двери. Ей нравилось, когда техника работала надежно, — это вселяло в нее уверенность. Чего ей так не хватало в жизни, особенно последние три года.

Рия подошла к двери, изо всех сил пытаясь выглядеть спокойной и уверенной на тот случай… если кто-нибудь… за ней смотрит. Одета она была в тот же изящный черный наряд, который надевала на похороны, но без шляпки с вуалью — ее она оставила в машине. Леонарду не нравились шляпы. Он их сам не носил и всякий раз давал забавные комментарии в адрес тех, кто это делал. Рия не часто бывала в восторге от его чувства юмора, в отличие от всего остального. Шагнув к порогу, она глубоко вздохнула и нажала кнопку звонка. Из глубин дома донесся негромкий звук. И больше никакого ответа. Где-то в отдалении в саду запела птица. Ее голос прозвучал так одиноко…

Темная тень пала изнутри на матовое стекло двери и стала неспешно приближаться. Рия почувствовала внезапную волну облегчения, увидев, что тень не настолько высока, чтобы принадлежать Эшу. Дверь распахнулась, и мать Леонарда сердечной улыбкой приветствовала Рию. Марта Эш была маленькой, едва пяти футов ростом, с вьющимися темными волосами и спокойными серыми глазами. На ней было элегантное удобное платье, неброские дорогие украшения и очки в золотой оправе, которые она то и дело искала, забывая, куда положила. Рия всегда ладила с ней; ее вдруг пронзила мысль: несмотря на то что когда-то считала Марту своим другом, она не нашла времени навестить ее с того самого дня, когда Леонард вернулся из мертвых.

— Рия, здравствуй, милая! Как я рада тебе. Проходи же. Выпьем чайку — только-только вскипел чайник.

— Спасибо. Чаю с радостью выпью. А Леонард дома? Мне надо поговорить с ним.

Рия едва не поморщилась от сорвавшихся с языка неуклюжих слов, но Марта, похоже, чувствовала, как не по себе гостье, и не придала им значения. Она посторонилась, чтобы пропустить Рию, и голос ее был спокоен:

— Леонард ушел, но не надолго. Проходи в гостиную, я сейчас. Дорогу помнишь?

— Да, спасибо. Помню.

Рия, обогнув Марту, вошла в большую прихожую, и знакомые запахи дома Эшей окружили ее: она будто никуда отсюда не уходила. Ведь когда-то (и не так уж давно) этот дом был знаком ей не меньше собственного — и все эти гравюры на стенах, и ощущение от прикосновений к подошвам толстого ворсистого ковра. Прихожая была просторной, и ноги по ковру ступали неслышно. Неожиданное чувство умиротворения охватило Рию, и ей почудилось, будто она вернулась в прошлое, когда течение ее жизни еще имело смысл. Вот сейчас, в любую секунду вниз по ступеням сбежит к ней Леонард… Рия одернула себя. Что было, то было. Нынче все по-другому.

В гостиной было светло, просторно и очень уютно. Рия положила сумочку на оказавшийся под рукой столик и медленно прошла в гостиную. Считалось, что родители Эша люди состоятельные, хотя сами себя они называли зажиточными. Всего лишь изящный эвфемизм, ничего общего не имеющий с хвастовством.

Сразу за открытыми французскими окнами начинался обширный сад, с любовью ухоженный и распланированный по линеечке Томасом Эшем, отцом Леонарда. Почти все свое время Томас проводил в саду. В непогоду он подвигал кресло к французским окнам, садился и любовался своим творением, словно желая убедиться в том, что сад не будет плохо себя вести в отсутствие хозяина.

Томас редко общался с Рией, хотя всегда был вежлив в своем невнятном рассеянном бормотании. Поначалу Рия думала, это оттого, что она темнокожая, но немного погодя обнаружила, что Томас был таким со всеми, включая Марту и Леонарда. И вовсе не оттого, что был нелюдим. Просто ему почти нечего было им сказать. Разве только если вы не увлекались садоводством — вот тогда заставить замолчать его было просто невозможно. Сегодня погода была ясной, следовательно, Томас скорее всего в саду, с секатором в руке и трубкой, крепко зажатой в уголке рта, задумчиво созерцает какой-нибудь безобидный кустик.

Рия отвернулась от окон, услышав за спиной шаги, но это была всего лишь Марта с серебряным подносом в руках, уставленным всем необходимым для чаепития. Рия разглядела даже шоколадные бисквиты на блюдце. Рия улыбнулась. Шоколадные бисквиты были ее слабостью, и Марта всегда припасала для нее парочку — просто чтобы побаловать. Женщины придвинули кресла к низкому столику и, устроившись друг против друга, занялись приготовлениями к чаю. Отведав по чашечке, обе откинулись на спинки кресел. Марта оценивающе взглянула на Рию.