– Ваше лицо мне знакомо. Мы встречались?

– Нет, миледи, я бы этого никогда не забыл.

– У вас хорошо подвешен язык и манеры недурные, но я вам не верю.

– Известно, что вас невозможно обвести вокруг пальца, миледи. Я Джон Гилберт и прошу вас разрешить мне перекинуться хоть одним словечком с леди Анной. Я навсегда останусь вашим должником.

– И не пожалеете об этом, если наши счастливые звезды будут и дальше нам покровительствовать, – сказала графиня Каслмейн, внимательно оглядывая его. – Значит, это тот самый Джентльмен Джонни, чей член, по слухам, не короче его меча.

Она вздохнула, глядя ему в лицо, а ее пальцы прошлись по выпуклым мускулам у него на плече.

– Уэверби заслужил свою смерть за то, что лишил такого мужчину, как вы, его лучшего украшения.

Джон не верил своим ушам.

– Уэверби мертв? А как насчет короля? Заключил ли он сделку с Уэверби?

Графиня задумчиво продолжала:

– Уэверби – этот жалкий завистливый подонок – встретил свою судьбу на море после того, как охолостил вас и отдал свою молодую жену королю, правда, лишенную целомудрия, на которое рассчитывал его величество. Я узнала всю эту историю от леди Анны – рассказывая ее, она билась в истерике.

Джон рванулся к двери мимо леди Каслмейн.

– Отдайте ее мне. Если король…

Леди Каслмейн подняла руку.

– Постойте, разбойник. Я не хочу слышать ни одного дурного слова о моем Чарли. Этот грязный Уэверби, да зачтется ему это, своей своевременной кончиной, спас ее от гораздо худшей участи, чем внимание короля. – Леди Каслмейн удивилась, заметив явное облегчение на лице этого кастрата. Ведь теперь это уже не имело никакого значения. – Не забывайте, за дверью гвардеец, и если вы хотите увидеть леди Анну, умерьте свой пыл. – Она бросила на него лукавый взгляд: – Для мужчины, не сохранившего своих сокровищ, столь ценимых дамами, вы так же отважны, как и остальные представители вашего пола.

Джон снова улыбнулся:

– Я не кастрат.

Она нахмурилась:

– Вы лжете. Уэверби не совершил бы подобного просчета.

– Но он посылал других делать за него грязную работу.

– Я вам не верю. Уэверби показал Анне ваш отсеченный член.

На лице Джона отразилось страдание. Не будь Уэверби мертв, он убил бы его за подобную жестокость.

Джон снова поклонился леди Каслмейн. На губах его играла холодная улыбка:

– Я смиренно прошу вашего прощения, ваша милость, но не могу вынести мысли о том, чтобы красивая женщина, имеющая вашу репутацию, сомневалась в моих мужских достоинствах. Как вы оцените это?

Все еще хмурясь, она положила руку на его пах. Джон следил за выражением ее лица и ничуть не удивился, что отреагировал на ее прикосновение. Каким еще образом он мог убедить эту странную графиню?

После подробного объяснения он сделал шал назад и снова учтиво поклонился.

– Не знаю, миледи, какова будет ваша воля распорядиться мной, но я должен сказать Анне, что цел и невредим. Было бы жестоко оставлять ее в заблуждении.

– Возможно, но, думаю, это инструмент, способный спасти вам жизнь. – Она принялась мерить шагами комнату, придерживая, рукам и живот. – Сэр разбойник, думаю, сейчас для нее было бы слишком сильным потрясением увидеть вас здесь. Но мы должны его использовать, если вы намерены ради нее бросить вызов королю Карлу Стюарту.

Доктор Уиндем поклонился епископу, сидевшему у окна с молитвенником в руках. Он раздвинул полог постели и заглянул внутрь. Анна была бледной, губы ее казались почти синими, а рука безжизненно покоилась на покрывале.

– Миледи, – сказал он тихо, – вас пришел врачевать Джосая Уиндем.

– Добрый доктор, – сказала Анна, – я очень нуждаюсь в вашей чудотворной мази.

Она слегка улыбнулась и на дюйм подвинула руку к нему. Он взял ее, и Анна открыла глаза, успокоенная при виде знакомого круглого лица. Яркий солнечный свет, струившийся из окон, ударил ей в глаза, и она заморгала.

– У вас двоится в глазах, миледи? – спросил он.

– Нет, но у меня ужасно болит голова.

Доктор приподнял ее веки, заглянул в глаза, и его на удивление нежные пальцы ощупали ее голову. Доктор улыбнулся:

– Дела обстоят лучше, чем я ожидал.

Ее глаза медленно привыкали к яркому свету.

– Кто там у вас за спиной, доктор?

– Мой помощник, леди Анна.

Она напряглась:

– Филиберт?

– Нет, – ответил он, понизив свой громоподобный голос. – Он признался мне в своем предательстве, и я отослал его прочь. Он мне больше не сын.

– О, Джосая, – сказала Анна. – Не судите его так строго.

– Ваша милость, человек обязан отвечать за свои грехи.

– Искренне сожалею о том, что навлекла на вас еще и эту напасть, – прошептала Анна. – Помогите мне, доктор! Если мне не суждено быть с моим Джонни, дайте мне отвар, который дарует вечный сон.

Епископ вскочил.

– Не желаю слушать подобные речи! Племянница, в твоей жизни нет ничего ужасного, – он обвел рукой комнату, намекая на то, что жизнь во дворце не так уж плоха, – чтобы думать о столь страшном грехе, ведущем в ад.

Анна вздохнула:

– Дядя, ты говоришь так, как и подобает говорить мужчине, который пытается дать утешение и защитить. Но женщины хотят большего. Не суди нас за то, что мы предпочитаем радость сокровищам, что впадаем в отчаяние, безвозвратно утратив счастье.

В изножье кровати послышался шорох, и Анна напряглась, чтобы увидеть помощника доктора, остававшегося за занавесями.

– Почему ваш помощник не покажет своего лица?

Прежде чем доктор успел ответить, Джон Гилберт вступил в полосу солнечного света, падавшего из окна, высветившего его лицо.

– Ты простишь меня, Анна, за то, что я не рискнул показаться тебе, пока доктор не сказал, что ты вне опасности?

Она не слышала его слов, только голос, голос, который отчаялась услышать когда-нибудь снова.

– Джонни! Ведь ты должен быть в море. Как ты пришел сюда?

Она пыталась сбросить покрывало, в котором запуталась, но он уже подошел к ней и, присев на кровать, обнял так, что она скрылась в его объятиях целиком, а лицом зарылся в ее мягкие волосы.

Епископ захлопнул молитвенник:

– Послушай меня, малый, ты не можешь себе этого позволить здесь, в Уайтхолле, когда король… – Епископ умолк.

– Я еще не стала любовницей короля, – ответила Анна.