«Во имя Аллаха всемилостивейшего и милосердного, в час смерти свидетельствую, что я, Искандер Челеби, казначей, замышлял похитить деньги, предназначенные для оплаты военных поставок, и вступил в предательский сговор с еретиками-персами с целью обречь на поражение моего господина, султана. Клянусь также, что в этом заговоре участвовал первый визирь Ибрагим и, кроме того, он заплатил убийцам с целью лишить султана жизни».

Сулейман считал, что все написанное — ложь. Однако многие люди знали о том, что письмо Челеби у него в руках, а словам умирающего все привыкли верить.

Султан тщательно проанализировал инцидент с главным казначеем. Челеби, приверженный старым обычаям, конфликтовал с вельможным Ибрагимом. Они соперничали друг с другом в численности свиты и роскоши одежды. К несчастью, Сулейман послал Челеби помощником Ибрагима в военном походе.

После Челби и Ибрагим стали смертельными врагами. Когда люди Челеби укладывали сундуки с деньгами на спины верблюдов для однодневного перехода, стража Ибрагима арестовала их, утверждая, что золото было украдено. Дешевый трюк. Возможно, в отместку Челеби порекомендовал Ибрагиму идти на Тебриз, чтобы добиться большого триумфа. Как видно, Ибрагим так и поступил, утверждая затем, что неудачи армии в кампании против персов связаны с тем, что Челеби дезорганизовал службу снабжения…

Впоследствии Ибрагим выдвинул эти обвинения против престарелого турка и приказал казнить его. Челеби же ненавидел визиря так сильно, что написал признание, компрометирующее Ибрагима.

Нет, в письме не было правды, за исключением того, что оно свидетельствовало — состоятельный казначей был виноват не больше, чем визирь, обрекший его на смерть. Именно Ибрагим навлек войну с персами на Сулеймана. В самоупоении Ибрагим стал подписываться как султан. Не имея, разумеется, намерений его убить, Ибрагим возомнил себя более великим, чем султан, который возвысил его в ту ночь, тринадцать лет назад, когда дал слово, что не унизит своего друга смещением с поста визиря… Сколько раз христианский подмастерье демонстрировал презрение к своему менее сообразительному турецкому властелину… Однако смерть Челеби простить было нельзя.

Сулейман решил, что Ибрагим должен разделить судьбу Челеби, когда они вернутся в Константинополь.

Однако он не мог повернуться спиной к своему врагу, персидскому шаху, который вернул себе Тебриз и захватил горные перевалы, пока турецкая армия находилась в Багдаде. В ярости Сулейман снова отправился на высокогорье, продвинувшись далеко в глубь Персии, дойдя до побережья Каспийского моря, крапленного нефтяными пятнами. Турки взяли штурмом и разграбили Ардебиль, старую резиденцию шахов. Противник снова избегал крупного сражения. Его земли были разорены, пастбища истоптаны.

Если бы Сулейман оставил в этих местах часть своей армии, она была бы уничтожена. В сложившихся условиях он понимал, что удерживать какую-либо часть территории Персии бесполезно. Вернувшись в Тебриз, он разорил город и сжег дворцы. Затем повел армию домой, к сохранившимся пастбищам и неубранному урожаю.

С Ибрагимом и своим личным окружением он быстро вернулся в Константинополь.

Там Сулейман какое-то время ежедневно присутствовал на заседаниях Дивана, пренебрегая даже полноценным сном, и постоянно удерживал возле себя Ибрагима. До того как вечером последние стенограммы заседания были уложены в папки, султан приказал принести еду на двоих в свой зал для аудиенций. Он довольно часто ужинал вместе с Ибрагимом в те годы, когда грек был визирем империи. Поэтому и этой ночью, сидя на своем привычном месте, Ибрагим не нашел ничего странного в том, что ел из тех же блюд, что и османский султан. Грека раздражало только то, что его не отпустили сразу после заседания Дивана в его дворец, где он собирался принять дневной набор подарков.

Увидев, что Сулейман, как обычно, о чем-то размышляет, Ибрагим сказал беззаботным тоном:

— Ты дал персидским собакам хорошую взбучку. Они еще долго будут зализывать раны.

— Да, — согласился султан. Затем он неожиданно произнес:

— Война случилась из-за плохих советов.

Отправляясь спать, султан попросил Ибрагима остаться с ним. И такое бывало раньше. Как всегда, Ибрагим улегся на матрасе, расстеленном для него в нише.

На следующее утро стены ниши оказались измазанными кровью. Тело первого визиря, бывшего фаворитом Сулеймана, было обнаружено перед входом в помещение Дивана. Вокруг его горла была затянута удавка из тетивы лука.

Мусульмане говорили об Ибрагиме:

— Он попал в сети властолюбия.

Венецианцы объясняли:

— Он любил себя больше, чем своего господина.

Власть и слава

Кровь Ибрагима еще долго оставалась на стенках ниши. Когда молодые аджем-огланы — подростки-чужеземцы, служившие при садах дворца, — попытались ее удалить, Сулейман запретил им это сделать. Много лет позже служители дворца клялись, что пятна крови были оставлены в назидание. Но кому?

Сулейман никогда не объяснял этого. Он вообще стал чрезвычайно молчаливым. Старые слуги утверждали, что глаза и линия рта султана начали все больше напоминать султана Угрюмого, его отца.

— Это след усталости от большой ответственности, — говорили слуги. — От нее нет спасения ни на миг, разве что во время сна.

Умертвив Ибрагима, Сулейман был вынужден взвалить на себя все бремя правления. Он навестил сокровищницу, где секретари собрали ценности, накопленные Великим визирем в огромном количестве. Среди них Сулейман обнаружил чашу, покрытую ляпис-лазурью, и кольцо французского короля Франциска с рубиновой печатью — подарки ему самому. Между тем султан щедро вознаграждал Ибрагима за их совместные достижения, начиная с первой битвы при Мохаче…

Теперь он стал одинок. Первым визирем Сулейман назначил Аяс-пашу, грузного старика с хорошим аппетитом, отца многочисленного семейства. Аяс-паша со смехом слушал постоянные рассказы о том, что в его гареме находилось одновременно сорок люлек с младенцами. Однако этому покорному слуге, который гораздо больше любил наблюдать состязания по гребле на Босфоре, чем заседать в Диване, не было даровано титула сераскера.

— Как будет угодно Аллаху, — отозвался на это Аяс-паша.

Теперь Сулейман сам читал петиции и писал на них резолюции. Однако от веселого нрава старого турка ему становилось легче на душе.

За пять лет после смерти Ибрагима в 1536 году благоразумное правление империей дало блестящие результаты. (Был подписан первый договор с Францией. За ним последовал рейд в Италию, поражение флота Священной лиги у Превезы, капитуляция Венеции, обещание сыну Изабеллы, катастрофа Карла в Алжире и новые победы над австрийцами в Венгрии).

Теперь Сулейман сам вел аскеров. У Аяс-паши не было ни янычар, ни сипахи, ни феодального ополчения. В данном случае старый обычай оказался сильнее воли султана. Сулейман затеял новый эксперимент. Он увеличил численность янычар и сипахи, подчинявшихся ему непосредственно.